⇢ 
Николай Моложон
ДD
Джоли Drakon
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
***
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, -
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
***
Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то.. . не то, избави боже!
Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу.
***
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
***
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он - с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а все без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
***
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
***
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей, конечно, знал
И вообще их презирал, -
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень отличал
И вчуже чувство уважал.
***
Он слушал Ленского с улыбкой.
Поэта пылкий разговор,
И ум, еще в сужденьях зыбкой,
И вечно вдохновенный взор, -
Онегину все было ново;
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет;
Пускай покамест он живет
Да верит мира совершенству;
Простим горячке юных лет
И юный жар и юный бред.
***
Ее портрет: он очень мил,
Я прежде сам его любил,
Но надоел он мне безмерно.
Позвольте мне, читатель мой,
Заняться старшею сестрой.
***
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! я предан вам душой.
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом.
***
Я думал уж о форме плана
И как героя назову;
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел все это строго:
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу.
Цензуре долг свой заплачу
И журналистам на съеденье
Плоды трудов моих отдам:
Иди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань!
Роберт Роберто
Лиризм романа во многом обусловлен рельефностью образа автора. Об «образе автора» мы вправе говорить тогда, когда он оказывается не только повествователем, не только тайным свидетелем, но и прямым очевидцем и участником событий, в которых действует наряду с другими героями. Какие страницы романа позволяют нам представить себе автора как героя романа? Вспомним манеру представления Онегина («добрый мой приятель») ; постоянные упоминания о пребывании автора в тех местах, где происходит действие романа («Там некогда гулял и я...» , «Я жил тогда в Одессе пыльной...») ; сообщение о дружбе автора и героя в первой главе; беседу автора со светским человеком в восьмой главе; прямые обращения к читателю. Образ автора не статичен. В первых главах автор шутлив, говорлив, почти беспечен. Во второй главе он пишет: «Покамест упивайтесь ею, Сей легкой жизнию, друзья! » Заканчивая третью, поэт легкомысленно заявляет: Но следствия нежданной встречи Сегодня, милые друзья, Пересказать не в силах я; Мне должно после долгой речи И погулять, и отдохнуть; Докончу после как- нибудь. Герои испытывают потрясения и разочарования, и вот в шестой главе появляется авторская горечь прощания с юностью, а в седьмой — восприятие весны человеком с «мертвой душой» : весна «...Наводит скуку и томленье На душу, мертвую давно. И все ей кажется темно» . В восьмой главе рядом с трагическим прощанием героев слышится горький возглас автора: «О много, много рок отъял! » Близость настроений героев романа и автора так значительна, что многие лирические отступления автора могли бы стать внутренними монологами героев. Кто из героев романа мог произнести слова, принадлежащие автору? Адриатические волны, О Брента! нет, увижу вас И, вдохновенья снова полный, Услышу ваш волшебный глас! (Глава 1, строфа XIX) Цветы, любовь, деревня, праздность, Поля! я предан вам душой. (Глава 1, строфа VI) Родные люди вот какие: Мы их обязаны ласкать, Любить, душевно уважать И, по обычаю народа, О Рождестве их навещать.. . (Глава 4, строфа XX) Образ автора объемнее каждого из героев, ему «внятно все» , он не ограничен однолинейным отношением к жизни. И в этой широте взгляда на жизнь — отличие поэта от героев романа... Выберайте нужное, 3а вас никто делать не будет.
Похожие вопросы