О чём заставило задуматься рассказ "Цифры" Бунин.

Рассказ заставляет задуматься о том, нужно ли воспитывать в ребёнке терпение. Мальчик хочет, чтобы его желание исполнилось тотчас, а дядя откладывает знакомство с цифрами, тем самым вызывая негодование ребёнка. Но дядя преследует задачу - научить ребёнка ждать и терпеть, ведь жизнь бывает очень жестокой и не преподносит нам всё на блюдечке с голубой каемочкой.

Этот рассказ заставляет нас задуматься о том, что порой взрослые ведут себя очень властно по отношению к детям, не замечая в них маленьких людей, хотя у них есть свои желания, свои чувства, и их тоже нужно уважать и считаться с ними. Бунин учит взрослых быть с детьми внимательнее и осторожнее, стараясь не ранить их.

В рассказе "Цифры" автор дает две точки зрения на один и тот же конфликт
дяди и маленького племянника. Он точно описывает свои чувства в момент
конфликта, подробно объясняет детали происходящего и одновременно
анализирует ситуацию как бы из другого времени, когда он смог понять
мотивы своих и чужих поступков, дать им правильную оценку. С горечью
говорит он о своей гордости, раздражении, которое погасило радость
маленького мальчика.

Грустно, что человека много
лет мучит воспоминание и стыд за\свою ошибку.

Но ведь большинство
взрослых даже не задумываются, как много боли они мимоходом причиняют
детям, как мало настоящей любви и желания понять другого в их
отношениях.

Рассказ Бунина "Цифры" ненавязчиво, но твердо подводит к
выводу: настоящее воспитание — это воспитание счастьем. Важно только
понять, что делает ребенка счастливым, и не подменять воспитание
давлением и навязыванием своих взглядов на жизнь и счастье.

кого как заставляют о чем-то задуматься...
некоторых вообще ни о чем не побуждают задуматься, потому как не читают...

Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, остановился на пороге, — это было после одной из наших ссор с тобой, — и, опустив глаза, сделал такое грустное личико?
Должен сказать тебе: ты большой шалун. Когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь удержу. Ты часто с раннего утра до поздней ночи не даешь покоя всему дому своим криком и беготней. Зато я и не знаю ничего трогательнее тебя, когда ты, насладившись своим буйством, притихнешь, побродишь по комнатам и, наконец, подойдешь и сиротливо прижмешься к моему плечу! Если же дело происходит после ссоры и если я в эту минуту скажу тебе хоть одно ласковое слово, то нельзя выразить, что ты тогда делаешь с моим сердцем! Как порывисто кидаешься ты целовать меня, как крепко обвиваешь руками мою шею, в избытке той беззаветной преданности, той страстной нежности, на которую способно только детство!
Но это была слишком крупная ссора.
Помнишь ли, что в этот вечер ты даже не решился близко подойти ко мне?
— Покойной ночи, дядечка, — тихо сказал ты мне и, поклонившись, шаркнул ножкой.
Конечно, ты хотел, после всех своих преступлений, показаться особенно деликатным, особенно приличным и кротким мальчиком. Нянька, передавая тебе единственный известный ей признак благовоспитанности, когда-то учила тебя: «Шаркни ножкой!» И вот ты, чтобы задобрить меня, вспомнил, что у тебя есть в запасе хорошие манеры. И я понял это — и поспешил ответить так, как будто между нами ничего не произошло, но все-таки очень сдержанно:
— Покойной ночи.
Но мог ли ты удовлетвориться таким миром? Да и лукавить ты не горазд еще. Перестрадав свое горе, твое сердце с новой страстью вернулось к той заветной мечте, которая так пленяла тебя весь этот день. И вечером, как только эта мечта опять овладела тобою, ты забыл и свою обиду, и свое самолюбие, и свое твердое решение всю жизнь ненавидеть меня. Ты помолчал, собрал силы и вдруг, торопясь и волнуясь, сказал мне:
— Дядечка, прости меня... Я больше не буду... И, пожалуйста, все-таки покажи мне цифры! Пожалуйста!
Можно ли было после этого медлить ответом? А я все-таки помедлил. Я, видишь ли, очень, очень умный дядя...

II
Ты в этот день проснулся с новой мыслью, с новой мечтой, которая захватила всю твою душу.
Только что открылись для тебя еще не изведанные радости: иметь свои собственные книжки с картинками, пенал, цветные карандаши — непременно цветные! — и выучиться читать, рисовать и писать цифры. И все это сразу, в один день, как можно скорее. Открыв утром глаза, ты тотчас же позвал меня в детскую и засыпал горячими просьбами: как можно скорее выписать тебе детский журнал, купить книг, карандашей, бумаги и немедленно приняться за цифры.
— Но сегодня царский день, все заперто, — соврал я, чтобы оттянуть дело до завтра или хоть до вечера: уж очень не хотелось мне идти в город.
Но ты замотал головою.
— Нет, нет, не царский! — закричал ты тонким голоском, поднимая брови. — Вовсе не царский, — я знаю.
— Да уверяю тебя, царский! — сказал я.
— А я знаю, что не царский! Ну, пожа-алуйста!
— Если ты будешь приставать, — сказал я строго и твердо то, что говорят в таких случаях все дяди, — если ты будешь приставать, так и совсем не куплю ничего.
Ты задумался.
— Ну, что ж делать! — сказал ты со вздохом. — Ну, царский, так царский. Ну, а цифры? Ведь можно же, — сказал ты, опять поднимая брови, но уже басом, рассудительно, — ведь можно же в царский день показывать цифры?
— Нет, нельзя, — поспешно сказала бабушка. — Придет полицейский и арестует... И не приставай к дяде.

Короче: дядька - идиот с выпендроном...
еще и наслаждается своим рассказом...
...