Игра в бисер. Номера. Гостиницы.

Рэй Куни "Он, она, окно" или "Номер 13" или "Люкс №13"
"Лондон. Отель "Вестминстер". Гостиная номера 48 на 6 этаже. Обстановка солидная, несколько помпезная. В центре - входная дверь. Когда она открыта, через нее виден коридор и дверь в номер 50... Несколько правее огромное, до потолка окно, сквозь которое вдали виднеется Вестминстер... Cам Ричард держит телефонную трубку и набирает номер. Ждет ответа, нетерпеливо смотрит на часы...
- Палата общин? Это Ричард Уилли. Моего секретаря, пожалуйста. Джордж? Это Уилли. Не ваше дело, где я. Как идут дебаты?...Ну, слава Богу. Теперь слушайте. Я хочу, чтобы меня не беспокоили, ясно? Только в экстренном случае. Да. Только, если премьер-министр спросит: "Где этот болван Уилли?" Тогда звоните. Нет, я не дома! И не думайте мне домой звонить! ЗАПИШИТЕ: 0-7-1-8-3-9-5-0-9-7. Я в номере 48... Нет это не гостиница, это библиотека Британского музея. Хватит дурацких вопросов. Вы, мой личный секретарь, вот и делайте, что я сказал..."
И через некоторое время -
"-Алло! Это Уилли. Моего секретаря... Джордж, вы мне срочно нужны... Плевать на дебаты, бросьте все и приезжайте. Нет, не в Британский музей, а в гостиницу "Вестминстер"... Номер 48. И никому ни слова! Что с собой брать? Мозги, Джордж! Мозги!..."

И все из-за того, что в злополучном номере - окошко с секретом - стоит кому то топнуть ногой ненароком по половице, одновременно происходят две вещи - на полную громкость включается радиоприемник и с грохотом закрывается окно... Но в конце концов все заканчивается непредсказуемо хорошо.
***
По этой пьесе с большим успехом идет спектакль во МХАТе им. А.П. Чехова
***

Марио Пьюзо Крестный отец

Майклу и его спутникам был предоставлен самый роскошный номер в гостинице, где их уже поджидали люди, с которыми Майкл хотел встретиться.
...
— Сначала ты должен поесть что-нибудь, — сказал Фредо. — У нас в гостинице классный повар, получишь еду, какой тебе в жизни видеть не приходилось. Иди прими душ и смени одежду, а мы уже здесь все приготовим. Все, с кем ты хочешь встретиться, здесь и ждут твоего приглашения.
...
— Давай оставим Му Грина напоследок, о'кэй? — предложил Майкл.
...

Теперь Майкл обратился ко всем.

— Семейство Корлеоне думает перебраться в Вегас, — сказал он. — Продать дело по импорту масла и поселиться здесь. Мы с доном и Хагеном посовещались и пришли к выводу, что здесь будущее нашей семьи. Это не означает, что мы переселимся немедленно или через год. На то, чтобы уладить все дела, может уйти год, два, три или даже четыре. Вот план в общих чертах. Несколько наших друзей являются владельцами большей части этой гостиницы и казино, и это будет нашей базой. Му Грин продаст нам свою долю, так что все будет принадлежать друзьям семейства.

Лунообразное лицо Фредо приняло выражение озабоченности.

— Майк, а ты уверен, что Му Грин продаст? Он никогда не говорил со мной о подобных планах. Не думаю, что он согласится продать.

— Я предложу ему сделку, от которой он отказаться не сможет, — тихо сказал Майкл.
...

И. Бабель
ИСУСОВ ГРЕХ
Жила Арина при номерах на парадной лестнице, а Серега на черной младшим дворником. Был промежду них стыд. Родила Арина Сереге на прощеное воскресенье двойню. Вода текет, звезда сияет, мужик ярится. Произошла Арина в другой раз в интересное положение, шестой месяц котится, они, бабьи месяцы, катючие. Сереге в солдаты иттить. Вот запятая. Арина возьми и скажи:
- Дожидаться тебя мне, Сергуня, нет расчета. Четыре года мы будем в разлуке, за четыре года мало-мало, а троих рожу. В номерах служить подол заворотить. Кто прошел - тот господин, хучь еврей, хучь всякий. Придешь ты со службы - утроба у мине утомленная, женщина я буду сношенная, рази я до тебя досягну?
- Дисвительно, - качнул головой Серега.
...
Я. Гашек ПОХОЖДЕНИЕ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА
...
«Бюст у нее изумительный, — подумал поручик Лукаш. — Эх, была не была! »

«Простите меня, милостивая государыня, за то, что, будучи вам неизвестен, я тем не менее откровенен с вами. В своей жизни я видел много женщин, но ни одна из них не произвела на меня такого впечатления, как вы, ибо ваше мировоззрение и ваше суждение совершенно совпадают с моими. Я глубоко убежден, что ваш супруг — чистейшей воды эгоист, который таскает вас с собой… »

«Не годится» , — сказал про себя поручик Лукаш, зачеркнул «Schleppt mit» и написал:

«…который в своих личных интересах водит вас, сударыня, на театральные представления, отвечающие исключительно его собственному вкусу. Я люблю прямоту и искренность, отнюдь не вмешиваюсь в вашу личную жизнь и хотел бы поговорить с вами интимно о чистом искусстве… »

«Здесь в отелях это будет неудобно. Придется везти ее в Вену, — подумал поручик. — Возьму командировку» .
...

Стихи, написанные в псковской гостинице
С тех самых пор, как был допущен
в ряды словесности самой,
я все мечтал к тебе, как Пущин,
приехать утром и зимой.

И по дороге возле Пскова, -
чтоб все, как было, повторить, -
мне так хотелось ночью снова
тебе шампанского купить.

И чтоб опять на самом деле,
пока окрестность глухо спит,
полозья бешено скрипели
и снег стучал из-под копыт.

Все получилось по-иному:
день щебетал, жужжал и цвел,
когда я к пушкинскому дому
нетерпеливо подошел.

Но из-под той заветной крыши
на то крылечко без перил
ты сам не выбежал, не вышел
и даже дверь не отворил.

...И, сидя над своей страницей,
я понял снова и опять,
что жизнь не может повториться,
ее не надо повторять.

А надо лишь с благоговеньем,
чтоб дальше действовать и быть,
те отошедшие виденья
в душе и памяти хранить.

Ярослав Смеляков.
-----------------------------------------------------------------

Номер в гостинице

Не то кровать, не то скамья.
Угрюмо-желтые обои.
Два стула. Зеркало кривое.
Мы входим -- я и тень моя.

Окно со звоном открываем:
спадает отблеск до земли.
Ночь бездыханна. Псы вдали
тишь рассекают пестрым лаем.

Я замираю у окна,
и в черной чаше небосвода,
как золотая капля меда,
сверкает сладостно луна.

8 апреля 1919, Севастополь

Набоков

А. Куприн
"ALLEZ"

"...Через неделю, провожая Нору с большого вечернего представления, Менотти
попросил ее зайти с ним поужинать в ресторан той великолепной гостиницы,
где всемирно знаменитый, первый соло-клоун всегда останавливался.
Отдельные кабинеты помещались в верхнем этаже, и, взойдя наверх, Нора
на минуту остановилась - частью от усталости, частью от волнения и
последней целомудренной нерешимости. Но Менотти крепко сжал ее локоть. В
его голосе прозвучала звериная страсть и жестокое приказание бывшего
акробата, когда он прошептал:
- Allez!..
И она пошла... Она видела в нем необычайное, верховное существо, почти
бога... Она пошла бы в огонь, если бы ему вздумалось приказать...."

Хейли - Отель.

«Четыре комнаты» — фильм

Харуки Мураками - Охота на овец

(Отель "Дельфин")
...мы с подругой поднялись на второй этаж. В коридоре было зябко и сыро. Тусклые лампочки еле горели, в углах скопилась многолетняя пыль. В воздухе пахло старой бумагой и человеческим телом. Мы прошли, как было указано, в самый конец длинного коридора и постучались в облезлого вида дверь с облупившейся пластмассовой табличкой «Директор Музея» . На стук никто не отозвался. Я постучал еще раз. Никакого ответа. И лишь когда я постучал в третий раз, из-за двери донесся сдавленный рык:
– Во-он! – проревел мужской голос. – Все пошли вон!!. .
– Мы к вам насчет овец! – сказал я.
– Ступайте жрать свое дерьмо!! ! – раздалось в ответ. В свои семьдесят три Профессор обладал на редкость отменной глоткой.
– Но нам с вами действительно необходимо кое-что обсудить! – заорал я через закрытую дверь.
– Насчет овец, ублюдок, мне нечего с тобой обсуждать!! !
– И все-таки поговорить придется! – настаивал я. – Насчет овцы, которая исчезла в тридцать шестом году!
Несколько секунд из-за двери не доносилось ни звука. Затем дверь резко, неожиданно легко распахнулась – и Профессор Овца предстал перед нами.
Волосы у Профессора были длинными и седыми как снег. Белые брови свисали сосульками, наполовину скрывая глубоко посаженные глаза. Роста он был – метр семьдесят с небольшим, но в осанке ощущались выправка и непоколебимое достоинство. Коренастый, широкие скулы. Кончик носа, будто споря с плоской переносицей, дерзко выдавался вперед, точно лыжный трамплин. В комнате запах тела ощущался еще сильнее. Впрочем, нет – то уже не был запах собственно человека. Сконцентрировавшись до предела именно в этой комнате, запах потерял свою изначальную сущность – и сплавился воедино со Временем и солнечным светом. Папки, тетради, бумаги устилали пол комнаты иак, что его было почти не видно. В основном – документы на иностранных языках, все в каких-то разводах и пятнах. У стены справа стояла кроваво-бурой расцветки кровать; перед окном против входа – огромный стол из красного дерева с вертящимся креслом. На столе наблюдался относительный порядок; аккуратно подбитую кипу бумаг придавливало стеклянное пресс-папье в форме овцы. Люстра под потолком не горела, и если б не запыленная настольная лампа, еле-еле рассеивавшая свои несчастные шестьдесят ватт по красной столешнице – в комнате царил бы густой полумрак. На Профессоре были серая сорочка, черный шерстяной джемпер и потерявшие всякую форму широченные брюки из ткани «елочкой» . В косом луче света от лампы серая сорочка и черный джемпер смотрелись как белая сорочка и серый джемпер. А может, так оно и было.

На всех четырех этажах бывшей гостиницы шла кипучая работа. Но как ни старались часто сменявшиеся начальники изгнать из ГЕРКУЛЕС’а гостиничный дух, достигнуть этого им так и не удалось.

Как завхозы ни замазывали старые надписи, они все-таки выглядывали отовсюду. То выскакивало в торговом отделе слово «Кабинеты» , то вдруг на матовой стеклянной двери машинного бюро замечались водяные знаки «Дежурная горничная» , то обнаруживались нарисованные на стенках указательные персты с французским текстом «Pour les dames». Гостиница перла наружу. Служащие помельче занимались в рублевых номерах четвертого этажа, где останавливались в свое время экономные попики, приезжавшие на епархиальные съезды, или маленькие коммивояжеры с черными усиками. Там еще пахло свечами и стояли розовые железные умывальники. В номерах почище, куда заезжали биллиардные короли и провинциальные драматические артисты, разместились заведующие секциями, их помощники и завхоз. Здесь уже было получше: стояли платяные шкафы с зеркалами и пол был обшит рыжим линолеумом. В роскошных номерах с ваннами и альковами гнездилось начальство. В белых ваннах валялись какие-то дела, а в полутемных альковах висели диаграммы и схемы, наглядно рисовавшие структуру ГЕРКУЛЕС’а, а также связь его с периферией. Тут сохранились дурацкие золоченые диванчики, ковры и ночные столики с мраморными досками. В некоторых альковах стояли даже панцирные никелированные кровати с шариками. На них тоже лежали дела и всякая нужная переписка. Это было чрезвычайно удобно, так как бумажки всегда были под рукой.

В одном из таких номеров, в номере пятом, останавливался как-то знаменитый писатель Леонид Андреев. Все геркулесовцы это знали, и номер пятый пользовался в учреждении дурной славой. Со всеми ответственными работниками, устраивавшими здесь свой кабинет, обязательно приключалась какая-нибудь беда. Не успевал номер пятый как следует войти в курс дела, как его уже снимали и бросали на низовую работу. Хорошо еще, если без выговора! А то бывало и с выговором, бывало и с опубликованием в печати, бывало и хуже, о чем даже упоминать неприятно.

– Демонский нумер! – в один голос утверждали потерпевшие. – Ну кто мог подозревать?

И на голову писателя, автора страшного «Рассказа о семи повешенных» , падали ужаснейшие обвинения, будто бы именно он, творец известной пьесы «Дни нашей жизни» , был повинен в том, что тов. Лапшин принял на службу шестерых родных братьев-богатырей, что тов. Справченко в заготовке древесной лозы понадеялся на самотек, чем эти заготовки и провалил, и что тов. Индокитайский проиграл в «шестьдесят шесть» 7384 рубля 03 коп. казенных денег. Как Индокитай­ский ни вертелся, как ни доказывал в соответствующих инстанциях, что 03 коп. он израсходовал на пользу государству и что он может представить на указанную сумму оправдательные документы, – ничто ему не помогло. Тень покойного писателя была неумолима, и осенним вечером Индокитайского повели на отсидку. Действительно, нехороший был этот номер пятый.

"Золотой телёнок"

Там жил под вымышленным именем индеец Джо.

"Том мигом исчез. Ему не хотелось, чтобы его видели вместе с Геком на улице. Через полчаса он вернулся. Оказалось, что в трактире получше номер второй с давних пор занят молодым адвокатом, занят и сейчас. В другом трактире, похуже, номер второй был какой-то таинственный; хозяйский сын сказал, что этот номер все время на замке и он ни разу не видел, чтобы оттуда кто-нибудь выходил или входил туда, кроме как ночью; он не знал, почему это так, никаких особенных причин как будто не было: ему это даже показалось любопытным, но не очень, и он решил, что в этой комнате должно быть «нечисто» . Накануне ночью он видел, что там горел свет.
– Вот что я узнал, Гек. Думаю, это и есть тот самый номер второй, который нам нужен.
– Я тоже так думаю, Том. Что же мы теперь будем делать?
– Дай подумать.
Том думал довольно долго. Потом заговорил:
– Вот что я тебе скажу. Задняя дверь этого номера второго выходит в маленький переулок между трактиром и старым кирпичным складом, который похож на крысоловку. Ты раздобудь побольше ключей – ну сколько можешь, а я стащу все тетины ключи, и в первую же темную ночь мы пойдем туда и попробуем, не подойдет ли который-нибудь. Да гляди в оба, не появится ли индеец Джо, он же хотел побывать в городе и посмотреть еще раз, не подвернется ли удобный случай отомстить. Если увидишь, ступай за ним следом; если он не пойдет в этот номер второй, значит, это не тот. " (М. Твен "Приключения Тома Сойера")

...Время от времени в хозяйском номере происходят бури. То, бывает, поручик при помощи своего воспитанника Ромки продаст букинисту кипу чужих книг, то перехватит, пользуясь отсутствием хозяйки, суточную плату за номер, то заведет втайне игривые отношения с горничной. Как раз накануне поручик злоупотребил кредитом Анны Фридриховны в трактире напротив; это всплыло наружу, и вот вспыхнула ссора с руганью и с дракой в коридоре. Двери всех номеров раскрылись, и из них выглянули с любопытством мужские и женские головы. Анна Фридриховна кричала так, что ее было слышно на улице:
- Вон отсюда, разбойник, вон, босявка! Я все кровные труды на тебя потратила! Ты моих детей кровную копейку заедаешь!..
- Нашу копейку заедаешь! - орал гимназист Ромка, кривляясь за материнской юбкой.
- Заеда-аешь! - вторили ему в отдалении Адька с Эдькой.
Швейцар Арсений молча, с каменным видом, сопя, напирал грудью на поручика. А из номера девятого какой-то мужественный обладатель великолепной раздвоенной черной бороды, высунувшись из дверей до половины в нижнем белье и почему-то с круглой шляпой на голове, советовал решительным тоном:
- Арсень! Дай ему между глаз. ..

Осип, разумеется, Хлестаковым

"Ах, гостиница моя, ты гостиница..." хулиганская песня под гитару из отрочества

Генерал Соболев Акунина, читай - Скобелев, убитый в гостинице. Читала очень много об этом загадочном убийстве, о предателе, незадолго до Скобелева убившем мать генерала. Четыре версии были этого убийства. Два дня просидела с ними в сети...

Гостиница, в которой у Баскервиля похитили ботинок

"Гостиница" Артура Хейли - в ней поразил факт, что утром, когда большой разбор воды, повышали температуру котла, чтобы она была достаточно горячей...

Маленькая гостиница на островах в одном из романов Агаты Кристи, где мужем хозяйки оказался злодей

"Ночной портье"

"....Приехал он в С. утром и занял в гостинице лучший номер, где весь пол был обтянут серым солдатским сукном и была на столе чернильница, серая от пыли, со всадником на лошади, у которого была поднята рука со шляпой, а голова отбита.... "
А. П. Чехов - "Дама с собачкой"

В номере, обставленном с деловой роскошью (две кровати и ночной столик) , послышались конский храп и ржание: Ипполит Матвеевич весело умывался и прочищал нос. Великий комбинатор лежал в постели, рассматривая повреждения в канареечных штиблетах.. .
...Дойдя до конца коридора, Воробьянинов обернулся. Белая, в трещинках, дверь № 13 раскрылась, и прямо навстречу ему вышел отец Федор в синей косоворотке, подпоясанный потертым черным шнурком с пышной кисточкой. Доброе его лицо расплывалось от счастия. Он вышел в коридор тоже на прогулку. Соперники несколько раз встречались и, победоносно поглядывая друг на друга, следовали дальше. В концах коридора оба разом поворачивались и снова сближались. В груди Ипполита Матвеевича кипел восторг. То же чувство одолевало и отца Федора. Чувство сожаления к побежденному противнику одолевало обоих. Наконец, во время пятого рейса, Ипполит Матвеевич не выдержал:
– Здравствуйте, батюшка, – сказал он с невыразимой сладостью.
Отец Федор собрал весь сарказм, положенный ему богом, и ответствовал:
– Доброе утро, Ипполит Матвеевич.
Враги разошлись. Когда пути их сошлись снова, Воробьянинов уронил:
– Не ушиб ли я вас во время последней встречи?
– Нет, отчего же, очень приятно было встретиться, – ответил ликующий отец Федор.
Их снова разнесло. Ликующая физиономия отца Федора стала возмущать Ипполита Матвеевича.
– Обедню, небось, уже не служите? – спросил он при следующей встрече.
– Где там служить! Прихожане по городам разбежались – сокровища ищут.
– Заметьте, свои сокровища! Свои!
--Мне неизвестно чьи, а только ищут.
Ипполит Матвеевич хотел сказать какую-нибудь гадость и даже открыл для этой цели рот, но выдумать ничего не смог и рассерженно проследовал в свой номер. Через минуту оттуда вышел сын турецкого подданного – Остап Бендер в голубом жилете и, наступая на шнурки от своих ботинок, направился к Вострикову. Розы на щеках отца Федора увяли и обратились в пепел.
– Покупаете старые вещи? – спросил Остап грозно. – Стулья? Потроха? Коробочки от ваксы?
– Что вам угодно? – прошептал отец Федор.
– Мне угодно продать вам старые брюки.
Священник оледенел и отодвинулся.
– Что ж вы молчите, как архиерей на приеме?
Отец Федор медленно направился к своему номеру.
– Старые вещи покупаем, новые крадем! – крикнул Остап вслед.
Востриков вобрал голову и остановился у своей двери. Остап продолжал измываться.
– Как же насчет штанов, многоуважаемый служитель культа? Берете? Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и от мертвого осла уши. Оптом всю партию – дешевле будет. И в стульях они не лежат, искать не надо! ? А? !
Дверь за служителем культа захлопнулась.
Удовлетворенный Остап, хлопая шнурками по ковру, медленно пошел назад. Когда его массивная фигура отдалилась достаточно далеко, отец Федор быстро высунул голову за дверь и с долго сдерживаемым негодованием пискнул:
– Сам ты дурак!
– Что? – крикнул Остап, бросаясь обратно, но дверь была уже заперта, и только щелкнул замок.
Остап наклонился к замочной скважине, приставил ко рту ладонь трубой и внятно сказал:
– Почем опиум для народа?
– Папаша, вы пошлый человек! – прокричал Остап.
В эту же секунду из замочной скважины выскочил и заерзал карандаш «Фабер» , острием которого отец Федор пытался ужалить врага. Концессионер вовремя отпрянул и ухватился за карандаш. Враги, разделенные дверью, молча стали тянуть карандаш к себе. Победила молодость, и карандаш, упираясь, как заноза, медленно выполз из скважины. С этим трофеем Остап возвратился в свой номер...

...Покой был известного рода, ибо гостиница тоже была известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленную комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего.. .
Н. В. Гоголь"Мертвые души".