Выпишите из текста произведения цитаты, отражающие моральное падение Чарткова Гоголь "Портрет"

Подающий надежды художник Чартков в своём творчестве начинает ориентироваться исключительно на деньги и постепенно деградирует:
Один заказчик "... требовал себя изобразить в сильном, энергическом повороте головы; другой с поднятыми кверху вдохновенными глазами; гвардейский поручик требовал непременно, чтобы в глазах виден был Марс; гражданский сановник норовил так, чтобы побольше было прямоты, благородства в лице".
Сначала художника бросали в пот такие требованья. Наконец он добрался, в чем было дело, и уж не затруднялся нисколько. Даже из двух, трёх слов смекал вперёд, кто чем хотел изобразить себя. Кто хотел Марса, он в лицо совал Марса; кто метил в Байрона, он давал ему байроновское положенье и поворот. Кориной ли, Ундиной, Аспазией ли желали быть дамы, он с большой охотой соглашался на всё.
Скоро он уже сам начал дивиться чудной быстроте и бойкости своей кисти. А заказчики были в восторге и провозглашали его гением. Чартков сделался модным живописцем. Стал ездить на обеды, сопровождать дам в галлереи и на гулянья, щёгольски одеваться.
Дома у себя он завёл двух великолепных лакеев, завёл учеников, занялся улучшением разных манер, с которыми принимать посетителей, занялся украшением всеми возможными средствами своей наружности, чтобы произвести ею приятное впечатление на дам и скоро нельзя было в нём вовсе узнать того скромного художника, который работал когда-то в своей лачужке на Васильевском Острове.
О художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селёдки; что Микель-Анжел хвастун, потому что хотел только похвастать знанием анатомии, что настоящий блеск, силу кисти и колорит нужно искать только теперь, в нынешнем веке. Тут доходило дело и до себя. "Нет, я не понимаю", говорил он, "напряженья других сидеть и корпеть за трудом. Этот человек, который копается по нескольку месяцев над картиною, по мне труженик, а не художник. Гений творит смело, быстро.
- Вот у меня",- говорил он, обращаясь к посетителям: "этот портрет я написал в два дня, эту головку в один день, это в несколько часов, это в час с небольшим. Нет, я... не признаю художеством того, что лепится строчка за строчкой; это уж ремесло, а не художество".
И посетители дивились силе и бойкости его кисти, издавали даже восклицания, услышав, как быстро они производились, и потом пересказывали друг другу: "Это талант, истинный талант!".
Художнику было лестно слышать о себе такие слухи. Когда в журналах появлялась печатная хвала ему, он радовался как ребёнок, хотя эта хвала была куплена им за свои же деньги.
Слава его росла, работы и заказы увеличивались. Но они стали ему надоедать одни и те же портреты и лица, которых положенье и обороты сделались ему заученными. Уже без большой охоты он писал их, стараясь набросать только кое-как одну голову, а остальное давал доканчивать ученикам. Кисть его хладела и тупела.
А некоторые, знавшие Чарткова прежде, не могли понять, как мог исчезнуть в нём талант, которого признаки оказались уже ярко в нем при самом начале, и напрасно старались разгадать, каким образом может угаснуть дарованье в человеке.
Но этих толков не слышал упоённый художник.
Уже он начинал достигать поры степенности ума и лет. Уже стали ему предлагать почётные места, приглашать на экзамены, в комитеты. Уже начинал он верить, что всё на свете делается просто, вдохновенья свыше нет и всё должно быть подвергнуто под один строгий порядок аккуратности и однообразия.
Но слава не может дать наслажденья тому, кто украл её, а не заслужил; она производит постоянный трепет только в достойном её. И потому все чувства и порывы его обратились к золоту. Золото сделалось его страстью, идеалом, страхом, наслажденьем, целью.