Не могу найти стихотворение Льва Ошанина

ТАЕЖНАЯ БАЛЛАДА

К костру старика подошел молодой
С глазами, наполненными бедой.
И на землю, сдвинув с плеча ремешок,
Швырнул горностаевых шкурок мешок.
Вокруг – лишь кедровок простуженный крик.
«Однако, добытчик!» — подумал старик,
Подвинув к нему подоспевший кулеш,
Сказал молодому: — Однако, поешь. —
Лишь ветер сбегал по ветвям сосняка,
Лишь ложка гремела о край котелка.
— Добро! – Молодой сунул ложку в сапог. –
Изрядно зажился ты, старый пенек!
Но, может быть, снова к тебе я приду,
Еще ты умеешь готовить еду! –
Безжалостным смехом зайдясь молодым,
Куражась, блеснул он зубами сквозь дым.
И вдруг его каменная рука
Схватила и сжала плечо старика.
— Послушай, с чего б это: в чаще лесной
Глаза неотступные ходят за мной?
Сквозь ветви, сквозь хвою и ночью и днем
Я чувствую их на загривке своем.
С чего это? – Руку убрал он с плеча…
Старик не спеша подложил кедрача.
Когда языки огневые взвились,
Ответил негромко старик: — Это рысь. –
И, зная, как тропка ночная хитра,
Вздохнул он: — Однако, поспи у костра. –
Юнец не ответил. Он встал, и зевнул,
И прочь от костра в темнолесье шагнул.
Старик повернул за ним следом лицо,
Услышал, как тяжко ложатся шаги,
Подумал: «Однако, боится тайги», —
И встал неторопко, и взял ружьецо.
Бесшумно, как в воду, нырнул он в тайгу,
Стал стройным на быстром и легком шагу,
Была ему каждая тропка своя,
Он сам был, как лес, как сосна, как хвоя.
Затихнув, услышал он шорох в кустах, —
Там зверь, его злоба сильнее, чем страх.
Зверь замер. Сейчас он сорвется во тьму,
Навстречу добыче, на плечи к тому.
А тень молодого качалась вдали,
Сливаясь с тенями стволов и земли.
Зверь прыгнул. Но в злобе слепого прыжка
Был срезан коротким огнем старика.
И, ставший тяжелым, ломая кусты,
Он рухнул беззвучно за край темноты.

Юнец постоял, подтянул ремешок,
Надел поудобней тяжелый мешок
И двинулся дальше, тихонько ворча,
Что лучше б старик не жалел кедрача,
Что лучше бы спал, привалившись к кусту,
Чем попусту ночью палить в темноту.
Лев Ошанин.

Нетипичная баллада

Я его знаю с коротких штаников,
Летом яхта, лыжи в месяц морозный.
В школе он по уши был в механике,
Что есть на свете девчонки, заметил поздно.
И самая первая - в косах ветер,
А в памяти мраморное изваяние, -
Она попросту не ответила
На неуклюжее его внимание.
Три года он мучился, перегорая,
Старался, горбясь над калькой, вылезти.
Потом на пути попалась вторая,
И он сразу женился на ее милости.
А послали в заграницу недальнюю -
Не бросал на женщин взгляда невольного,
Не курил, чтоб купить ей все надевальное,
Украшательное и настольное.
Она сложила подарки в камодик.
И, не глядя, как он побелел от испуга,
Объявила, что, между прочим, уходит,
Что выходит за его ближайшего друга.
За семь лет он душу свою напряженьем,
Расчетами и открытьями вычистил.
И тогда наконец он встретил Женю,
Давно знакомую теоретически.
В первый раз он весь распахнулся настежь,
Ничего не пряча и не размеривая.
Столько лет человеку ни веточки счастья,
И вдруг, пожалуйста, целое дерево,
А ему было мало. Ему был нужен
Не только прописанный загсом грех,
Не только завтрак, обед и ужин,
А - колокольчиком - дочкин смех.
И беззвучно губы его рыдали,
Третью любовь отрывая прочь,
Когда жена умерла родами,
Оставив сына ему и дочь.
Так была судьба к нему своевольна.
И он зашагал по жизни, как мог.
Совсем не классический треугольник -
Три пары таких непохожих ног.

Мне скажут: это, брат, нетипично,
Это только начало лунных сонат.
Но я знаю близко его и лично.
И он до сих пор не женат.
Испытал он по правде, а не как будто
Все три вида несчастной любви человеческой.
А сейчас вот стоит он - главный конструктор, -
Поглядишь и поймешь, что многое лечится.
Не думайте только, что он известен
Так же, скажем, как Королев, -
У нас их по крайней мере двести,
Самых главный конструкторов.

Лев Ошанин