Глядя на эту картинку, какое бы Вы посвятили стихотворение?

________________Валентинке

Прекрасна Эйфелева Башня!
Кому - мечта, кому - любовь...
А мне дороже - лес и пашня...
Вдруг - сына поднятая бровь:

Его вопрос: "Ты как, родная?
В воздушных замках всё паришь?
Твои мечты я с детства знаю...
Я тур купил тебе ...в Париж"...

Вас ждёт Париж. Белогвардейская песня

Ты что, мой друг, молчишь?
Мешает жить Париж?

Прощанье

В авто,
последний франк разменяв.
— В котором часу на Марсель?—
Париж
бежит,
провожая меня,
во всей
невозможной красе.
Подступай
к глазам,
разлуки жижа,
сердце
мне
сантиментальностью расквась!
Я хотел бы
жить
и умереть в Париже,
если б не было
такой земли —
Москва.

1925
В. Маяковский

Париж, Париж!
Всегда везде со мной
Люблю тебя, Париж!
А. Софронов

Железного кружева яркие блики
В творении Эйфеля взгляд привлекают,
Над гордым Парижем как будто взлетая,
Пронзив небеса своей острою пикой.

Ажурная лёгкость, величие башни
Чарует туристов и головы кружит.
На ней романтически-праздничный ужин
Навеки останется в памяти нашей.

(Стихи Елены Миролеевой)

Г. Подольский

В кафе у Эйфелевой башни
на фоне гаснущего дня
я говорил о чем-то важном
и актуальном для меня
возвышенно и столь красиво...

Я о слияньи душ и тел
все говорил, а вы лениво
потягивали свой коктейль...

За окнами зажглась реклама,
вы выпили бокал до дна.
Над Елисейскими полями
взошла печальная луна,
напомнив мне о той мансарде,
где двадцать лет тому назад...

...Гарсон принес еще "Баккарди",
но был рассеянным ваш взгляд,
мне дав понять - осталось в прошлом
все то, о чем я говорил,
и наш разрыв - всего лишь пошлый,
давно забытый водевиль.

В кафе у Эйфелевой башни
сбежав от наступившей тьмы,
так весело болтаем мы
о чем-то глупом и неважном.

Андрей Вознесенский

Париж без рифм

Париж скребут. Париж парадят.
Бьют пескоструйным аппаратом.
Матрон эпохи рококо
продраивает душ Шарко!

И я изрек: «Как это нужно —
содрать с предметов слой наружный,
увидеть мир без оболочек,
порочных схем и стен барочных!..»

Я был пророчески смешон,
но наш патрон, мадам Ланшон,
сказала: «О-ля-ля, мой друг!.,»
И вдруг —

город преобразился,
стены исчезли, вернее, стали прозрачными,
над улицами, как связки цветных шаров, висели
комнаты,
каждая освещалась по-разному,
внутри, как виноградные косточки,
горели фигуры и кровати,
вещи сбросили панцири, обложки, оболочки,

над столом
коричнево изгибался чай, сохраняя форму чайника,
и так же, сохраняя форму водопроводной трубы,
по потолку бежала круглая серебряная вода,

в Соборе Парижской Богоматери шла месса,
как сквозь аквариум,
просвечивали люстры и красные
кардиналы,
архитектура испарилась,
и только круглый витраж розетки почему-то парил
над площадью, как знак:
«Проезд запрещен»,

над Лувром из постаментов, как 16 матрасных пружин,
дрожали каркасы статуй,
пружины были во всем,
все тикало,
о Париж,
мир паутинок, антенн и оголенных проволочек,
как ты дрожишь,
как тикаешь мотором гоночным,
о сердце под лиловой пленочкой,
Париж

(на месте грудного кармашка вертикальная, как рыбка,
плыла бритва фирмы «Жиллет»)!

Париж, как ты раним, Париж,
под скорлупою ироничности,
под откровенностью, граничащей
с незащищенностью,
Париж,

в Париже вы одни всегда,
хоть никогда не в одиночестве,
и в смехе грусть,
как в вишне косточка,
Париж — горящая вода,
Париж,
как ты наоборотен,
как бел твой Булонский лес,
он юн, как купальщицы,
бежали розовые собаки,
они смущенно обнюхивались,
они могли перелиться одна в другую, как шарики ртути,
и некто, голый, как змея,
промолвил: «чернобурка я»,

шли люди,
на месте отвинченных черепов,
как птицы в проволочных
клетках,
свистали мысли,

монахиню смущали мохнатые мужские видения,
президент мужского клуба страшился разоблачений
(его тайная связь с женой раскрыта,
он опозорен),
над полисменом ножки реяли,
как нимб, в серебряной тарелке
плыл шницель над певцом мансард,
в башке ОАСа оголтелой

дымился Сартр на сковородке.
а Сартр,
наш милый Сартр,
задумчив, как кузнечик кроткий,
жевал травиночку коктейля,

всех этих таинств
мудрый дух
в соломинку,
как стеклодув,
он выдул эти фонари,
весь полый город изнутри,
и ратуши и бюшери,
как радужные пузыри!

Я тормошу его:
«Мой Сартр,
мой сад, от зим не застекленный,
зачем с такой незащищенностью
шары мгновенные
летят?

Как страшно все обнажено,
на волоске от ссадин страшных,
их даже воздух жжет, как рашпиль,
мой Сартр!
Вдруг все обречено?!.»

Молчит кузнечик на листке
с безумной мукой на лице.
Било три...
Мы с Ольгой сидели в «Обалделой лошади»,
в зубах джазиста изгибался звук в форме саксофона,

женщина усмехнулась.
«Стриптиз так стриптиз», —
сказала женщина,
и она стала сдирать с себя не платье, нет, —
кожу! —
как снимают чулки или трикотажные тренировочные
костюмы,
— о! о! —

мне на ум приходит только песня Кармен Париж Париж

Сен-Женевьев, в предместии Парижа,
Где по весне каштаны в розовом цвету.
Седое солнце опускается чуть ниже
Чтоб поклониться православному кресту...

Там, на земле, лежат побатальонно:
Кавалергарды, юнкера и казаки,
За веру русскую поднявшие знамена,
За честь Отечества шагнувшие в штыки.

А чуть вдали - Париж, объят весною,
Хмельной апрель пьянит, как легкий брют.
На Ривали, в бутиках, мода на льняное.
И в "Опера" Стравинского дают...

И ветерок в изгибах улиц узких,
Как первый вздох проснувшейся любви,
Летит к садам, где так, совсем по-русски,
Всю ночь поют шальные соловьи.

Поют, как там, где вешние дороги
Непроходимы, непролазны и глухи.
К заблудшим странникам, взывающим о Боге,
Который этот край оставил за грехи.

И где судьба гонимых правды ради,
Звездой полночной озаряет путь
К Святой Руси, единственной награде,
Когда-нибудь, даст Бог, когда-нибудь.

К данной картине подходят любые строки о любви

Подари мне Париж
и "Фиалку Монмартра",
Фантастический воздух
в столице любви...
Аромат Тюильри,
Триумфальную арку,
Парк Монсо, где свежо
и поют соловьи.

Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.

В Маяковский

бонжюр, тужюр и абажюр! :-)

...Пусть город ваш, Париж франтих и дур,
Париж бульварных ротозеев,
кончается один, в сплошной складбищась Лувр,
в старье лесов Булонских и музеев.

Вперед! Шагни четверкой мощных лап,
прибитых чертежами Эйфеля,
чтоб в нашем небе твой израдиило лоб,
чтоб наши звезды пред тобою сдрейфили!

Решайтесь, башня, – нынче же вставайте все,
разворотив Париж с верхушки и до низу!
Идемте! К нам! К нам, в СССР!
Идемте к нам – Я вам достану визу!
В. Маяковский