Помогите выбрать прозу, отрывок из текста. Нужен какой-нибудь сильный монолог из военной литературы

Соколов:
...Иной раз не спишь ночью, глядишь в темноту пустыми
глазами и думаешь: «За что же ты, жизнь, меня так покалечила?
За что так исказила?»
Нету мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке…
Нету и не дождусь…
Поначалу жизнь моя была обыкновенная, работал на заводе.
Вскоре женился. И не было для меня красивей и желанней ее,
не было на свете и не будет…
Вскорости дети у нас пошли. Сначала сынишка родился,
через года еще две девочки… Так и прожил 10 лет.
И не заметил, как они прошли. Прошли, как будто во сне.
А тут вот она, война.
...Попал я в плен в мае 42-го года…
Били богом проклятые гады так, как у нас сроду животину
не бьют. И кулаками били, и ногами топтали,
и резиновыми палками, и всяческим железом,
какое под руку попадется.
Из плена я бежал, а из госпиталя сразу же написал
Ирине письмо. Описал все коротко.
Ответа из дома нет, и я, признаться, затосковал.
На третьей неделе получил письмо из Воронежа.
Но пишет не Ирина, а сосед мой, столяр Иван Тимофеевич.
Не дай бог никому таких писем получать!
Сообщает он, что еще в июне сорок второго года немцы
бомбили авиазавод и одна тяжелая бомба попала
прямо мою хатенку.
Ирина и дочери как раз были дома.
Ну, пишет, что не нашли от них и следа, а на месте хатенки –
глубокая яма… Не дочитал я этот раз письмо до конца...
М. Шолохов." Судьба человека"

Подборка книг по тематике войны в детской онлайн-библиотеке:
http://www.barius.ru/biblioteka/series/28

— Ты что, председателем уезда хочешь стать? — впрямую спросил Прокофий.
— Боже избавь, — застыдился старик. — Я в сторожах-колотушечниках сроду не ходил. Я говорю — власть дело неумелое, в нее надо самых ненужных людей сажать, а вы же все годные.
— А что годным делать? — вел старика Прокофий, чтобы довести его до диалектики и в ней опозорить.
— А годным, стало быть, жить: в третье место не денешься.
— А для чего жить? — плавно поворачивал Прокофий.
— Для чего? — остановился старик — он не мог думать спешно. — Пускай для того, чтобы на живом кожа и ногти росли.
— А ногти для чего? — сужал старика Прокофий.
— А ногти же мертвые, — выходил старик из узкого места.
— Они же растут изнутри, чтоб мертвое в середине человека не оставалось. Кожа и ногти всего человека обволакивают и берегут.
— От кого? — затруднял дальше Прокофий.
— Конечно, от буржуазии, — понял спор Чепурный. — Кожа и ногти — Советская власть. Как ты сам себе не можешь сформулировать?
— А волос — что? — поинтересовался Кирей.
— Все равно что шерсть, — сказал старик, — режь железом, овце не больно.
— А я думаю, что зимой ей будет холодно, она умрет, — возразил Кирей. — Я однова, мальчишкой был, котенка остриг и в снег закопал — я не знал, человек он или нет. А потом у котенка был жар и он замучился.
— Я так в резолюции формулировать не могу, — заявил Прокофий. — Мы же главный орган, а старик пришел из ненаселенных мест, ничего не знает и говорит, что мы не главные, а какие-то ночные сторожа и нижняя квалификация, куда одних плохих людей надо девать, а хорошие пусть ходят по курганам и пустым районам. Эту резолюцию и на бумаге написать нельзя, потому что бумагу делают рабочие тоже благодаря правильному руководству власти.
---------------------------
Андрей Платонов "Чевенгур"

Это отрывок из предисловия к роману Эрнеста Хемингуэя "Прощай, оружие!"
"Я считаю, что все, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, должны быть расстреляны в первый же день военных действий доверенными представителями честных граждан своей страны, которых они посылают сражаться.
Автор, этой книги с радостью взял бы на себя миссию организовать такой расстрел, если бы те, кто пойдет воевать, официально поручили ему это, и позаботился бы о том, чтобы все было сделано по возможности гуманно и прилично (ведь среди расстреливаемых могут попасться разные люди) и чтобы все тела были преданы погребению. Можно было бы даже похоронить их в целлофане или использовать какой-нибудь другой современный синтетический материал. А если бы под конец нашлись доказательства, что я сам каким-либо образом повинен в начавшейся войне, пусть бы и меня, как это ни печально, расстрелял тот же стрелковый взвод, а потом пусть бы меня похоронили в целлофане, или без, или просто бросили мое голое тело на склоне горы."