И это еще один повод вспомнить и поклониться в этот день (нет, не соборно=хоральному "мы"!), живому русскому слову редких в своем художестве и рефлексии людей - слову Ивана Сергеевича Шмелёва и Бориса Викторовича Шергина:
"...Пойдет завтра Господь, во Святой Троице, по всей земле. И к нам зайдет. Радость-то кака, а?.. У тебя наверху, в кивоте, тоже Троица.
Я знаю. Это самый веселый образ. Сидят три Святые с посошками под деревцом, а перед ними яблочки на столе. Когда я гляжу на образ, мне вспоминаются почему-то гости, именины.
— Верно. Завтра вся земля именинница. Потому — Господь ее посетит... Троицын день. «Пойду, — скажет Господь, — погляжу во Святой Троице, навещу»...
И молиться будем: «пошли, Господи, лето благоприятное!» Хорошее, значит, лето пошли. Вот и поют так завтра: «Кто-о Бог ве-лий, яко Бо-ог наш? Ты еси Бо-ог, тво-ряй чу-де-са-а!» ("Лето Господне")
"…Вечерняя заря ослепительно глядит в подвальное оконце. Оконце открыто настежь, на мостовую. Зеленеют омытые дождичком деревья. Немолчно (целый день!) чирикают воробьи, кричат ребятишки. И над всем, над всем зов колокола. “ Приди ты, немощный, приди ты, радостный: звонят ко всенощной, к молитве благостной”. Завтра Троицын день.
Как дятел я долблю, что-де токмо сам ты можешь “выработать” радость, мир сладкий (увы, - редко меня посещающий). Но вот с утра и с одра подымаясь, и прибираясь с рухлядью-то, все о весне некоей радость меня касается – мостки умом гляжу, омытые дождями вешними и снегами. ..Весны душа хочет, все какой-то радости ждет. Как хорошо, что утлая, немощствующая плоть, хоть редко, хоть в неделю раз дает место неплотскому, а потому широкому, ширшему небес какому-то радованью.
Не умственно, не философично, не отвлеченно оное пребывание, предначатие оного блаженного пребывания. Радость царства небесного это не какие-то мировые пространства. Нет! Не то, не за миллионы километров “блаженный оный мир”, загробный, светлый, радостный, но близко. Наша радость вечная близка. Святые, сподобляющиеся благодатных утешений, не уносятся ведь за Марсы и Венеры, но здесь видят природу преображенною… Святые эту-же природу видят, землю, воды, леса, но видят не таковыми это все, каковым видит падший человек, а омытым благодатным дождем Утешителя, жизни подателя. О, какая тайна радостная и пресветлая вокруг нас. Вот тут, только руку протянуть. Эта вот ликующая как гроза, как океан радости, тайна вокруг нас.
Дождь. Все омыто: плиты, камни, деревья, и познание, догадка прорывается радостью как это солнце и лазурь сквозь плевы облак. Дождь шумит во дворе. В дому Давидова шум и гром… Странное видение. Сошел дух на ангелов и они узнали, как зарница в ночь вдруг осветит все окрест, увидишь деревья, листы. Они тут были, но ты не видел в темноте. Так вот тебе идущу, сидящу, вдруг как “завеса раздрах” и глянет в очи твоего ума радость: глянут близко лики вечнующие сего неба, сей земли, сих деревьев. Плева-то, плотно это все закрывающая, вдруг разредится. В просветы эти и увидишь. И хочешь прянуть в это открывшиеся, ухватиться за это ликующе прекрасное видение и виденье… Но тебе, плотскому, нельзя пребывать в этом. В “этом” ты будешь жить, расставшись с телом. Или же достигнув некоторых духовных мер – сие открыто было святым еще в сей жизни.
…Деревья эти (и не эти), Земля эта (и не эта), холмы, воды эти (но и не эти), цветочки, травы, полынь, березка эта (и не эта) – это и есть “место светло, место прекрасно”. ("Дневник")
