ТВОРЧЕСКАЯ РАЗМИНКА: «И с отвращением читая жизнь мою, / Я трепещу и проклинаю, / И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,

Не люблю вспоминать. Не научена.
Память - хлеб. Отрезаешь ломоть,
Как бы не было сердце измучено,
Перемелет, и дальше молоть.
И. Снегова
Не буди воспоминаний, не волнуй меня.
Мне отраден час полночный. Страшен светоч дня.
Кажется, Бальмонт

Тогда продолжим творческую разминку:

В степи, покрытой пылью бренной
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец Вселенной.
Остановившись, он изрек:
«Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я все могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой бедою ты тесним?»
И человек сказал: «Я — русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.

В лунном сиянии снег серебрится

Автор - невротик. Он себя не любил, жизнь прожил зря. Возможно, в конце своей жалкой жизни он и понимал, что допустил много ошибок (основная из которых - нелюбовь к себе и полное неприятие себя), но уже слишком поздно что-то делать.

Скажем так, печаль с отвращением к себе - образ собирательный, но восходит к одному пикантному моменту. Александр Сергеевич, будучи в юном возрасте, накатал несколько страничек любовных стишат, адресованных некоторым дамам. Как представился случай, нашёл смелость их прочитать, надеясь на восхищение. В ответ - смех от усмешки до хохота. Смуглый кучеряшка небольшого роста весьма позабавил тогда знатных дам. Стишата были на французском, да их несколько и в интернете можно найти. А почему на французском. Дамочки по-русски плохо, плохо изъяснялись. Уж он всю жизнь эту французятину-языколоматину полоскал, полоскал и дополоскался. Танюха-то у него Онегинская тоже по-русски не бель-мель. А несколько стишат остались у дамочек-хохотушек, о чём поэт всю жизнь жалел и сокрушался. После Руслана и Людмилы, конечно, он оторвался на дамочках, а осадок-то остался.

Ходил слух, что Василий Львович помог ему с изданием тех стишат в Париже, да там хохот стоял похлеще петербургского. Так в то время с дамочками парижскими по-другому обращались. Посмеялись-то местные поэтические дядьки важные на стишатами. Какие там Аглаи-Маглаи? Ручку на балу, засунутую в карман, слегка локотком оттопырил, и оне, дамочки парижские, бегуть наперегонки. А Пушкин тут "О, как прекрасны, и восхитительны глаза..."

О неприятных моментах своей жизни, о бестолковости её, а жалуется скорее всего кому-то родному.