«Ты опять со мной, подруга–осень, /Но сквозь сеть нагих твоих ветвей /Никогда бледней не стыла просинь, /И снегов не помню

Иннокентий Анненский «Трилистник осенний»

Текст начинает строиться с использованием «чужого слова». «Ты опять со мной, подруга осень, Но сквозь сеть нагих твоих ветвей», – прямой повтор пушкинского словосочетания из первых стихов «Осени»: «Октябрь уж наступил – уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей».
Далее Анненский «говорит» но и начинает опровергать текст Пушкина, последующий текст строится как последовательное снижение пушкинской осенней метафорики.
Второе четверостишие Анненский насыщает аллюзиями на VII строфу пушкинской «Осени»: у Пушкина «твоя прощальная краса»; у Анненского «твоих печальнее отребий».
Заключительные строки тоже полемичны по отношению к финалу пушкинского текста. У Пушкина – мотив самозабвения: «забываю мир», «сладко усыплен»; у Анненского – трезвость видения: «до конца все видеть»; у Пушкина – «и просыпается поэзия во мне»; Анненский видит «пустыми тайны слов».
Пушкинский отрывок заканчивается «пробуждением поэзии». У Анненского смерть становится конечной точкой стиха.

Среди миров

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.
---
Я люблю замирание эха
После бешеной тройки в лесу,
За сверканьем задорного смеха
Я истомы люблю полосу.

Зимним утром люблю надо мною
Я лиловый разлив полутьмы,
И, где солнце горело весною,
Только розовый отблеск зимы.

Я люблю на бледнеющей шири
В переливах растаявший цвет...
Я люблю всё, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет.

Весенний романс

Ещё не царствует река,
Но синий лёд она уж топит;
Ещё не тают облака,
Но снежный кубок солнцем допит.

Через притворенную дверь
Ты сердце шелестом тревожишь...
Ещё не любишь ты, но верь:
Не полюбить уже не можешь...

Ветер

Люблю его, когда, сердит,
Он поле ржи задёрнет флёром
Иль нежным лётом бороздит
Волну по розовым озёрам;

Когда грозит он кораблю
И паруса свивает в жгутья;
И шум зелёный я люблю,
И облаков люблю лоскутья...

Но мне милей в глуши садов
Тот ветер тёплый и игривый,
Что хлещет жгучею крапивой
По шапкам розовым дедов.

Бронзовый поэт
(из цикла "Трилистник в парке")

На синем куполе белеют облака,
И чётко ввысь ушли кудрявые вершины,
Но пыль уж светится, а тени стали длинны,
И к сердцу призраки плывут издалека.

Не знаю, повесть ли была так коротка,
Иль я не дочитал последней половины?..
На бледном куполе погасли облака,
И ночь уже идёт сквозь чёрные вершины...

И стали - и скамья и человек на ней
В недвижном сумраке тяжеле и страшней.
Не шевелись - сейчас гвоздики засверкают,

Воздушные кусты сольются и растают,
И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнёт,
С подставки на траву росистую спрыгнёт.