Солженицин. Какой символический смысл рассказа "Матренин двор"? Помогите плиз я на уроке! ! :'(

“Матренин двор” — это рассказ о беспощадности человеческой судьбы, злого рока, о глупости советских послесталинских порядков, о жизни простых людей, далёких от городской суеты и спешки, — о жизни в социалистическом государстве. Этот рассказ, как замечал сам автор, “полностью автобиографичен и достоверен”, отчество рассказчика — Игнатич — созвучно с отчеством А. Солженицына — Исаевич.
Действие происходит в 1956 году, через три года после смерти тирана. Люди ещё не знают, как жить дальше: из “пыльной горячей пустыни” бесчисленных лагерей они попадают “просто в Россию”, чтобы навсегда затеряться где-нибудь в средней полосе — “без жары, с лиственным рокотом леса”. Ещё год назад, вернувшись из неволи, человек мог устроиться разве что носилки таскать. Даже электриком на порядочное строительство его бы не взяли. А теперь извольте — можете учительствовать. В отделе кадров, куда следовало обратиться по вопросу трудоустройства, “кадры уже не сидели за чёрной кожаной дверью, а за остеклённой перегородкой, как в аптеке”. Воздух был просто наэлектризован свободой. Подождёшь, пока объяснение всем твоим странностям найдут, каждую букву в документах “перещупают” , походят из комнаты в комнату, куда-то позвонят, — и ты трудоустроен.
В тот год быстрых перемен, когда “повелось по две — по три иностранных делегации в неделю принимать”, рассказчик возвращается в новый мир из тех краёв, откуда ещё недавно живым мало кто мог вернуться. Устроился он учителем в местечке, “где не обидно бы и жить и умереть”, в Высоком Поле. Ночью лишь тихий шелест ветвей по крышам, днём ниоткуда не слышно радио и всё в мире молчит. Но человек нуждается каждый день в завтраке и обеде, а хлеба в Высоком Поле не пекли, да и ничем съестным не торговали. Что ж, благородные работники отдела кадров смилостивились над рассказчиком и направили его судьбу в Торфопродукт, куда легко можно было приехать, но уехать — невозможно. В этом посёлке смешались две эпохи — “однообразные худо штукатуренные бараки тридцатых годов и, с резьбой по фасаду, с остеклёнными верандами, домики пятидесятых”. Но жители и тех и других в равной степени вдыхали вонь и копоть из фабричной трубы. Вот куда может завести мечта о тихом уголке России! А ведь там, откуда приехал рассказчик, “дул такой свежий ветер ночами и только звёздный свод распахивался над головой”. Но лучше свободно вдыхать фабричные выхлопы, чем наслаждаться красотами природы за колючей проволокой.
На торфяном посёлке скитания рассказчика не закончились. Судьбе было угодно, чтобы остановился он в соседней деревушке с ничего не говорящим названием — Тальново, в доме “с четырьмя оконцами вряд на холодную не красную сторону и с украшенным под теремок чердачным окошком”. Избу построили давно и добротно, на большую семью, а жила в ней теперь одинокая женщина лет шестидесяти. Безмолвную, с кругловатым жёлтым, больным лицом — хозяйку звали Матрёна. О ней мы узнаём гораздо больше, чем о рассказчике. Эта женщина с незатейливым, деревенским именем много работала, несмотря на болезнь, работала бесплатно: “не за деньги — за палочки”. Пенсию ей не платили. У Матрёны в избе жили колченогая кошка, подобранная из жалости, мыши и тараканы. “Но не потому были мыши в избе, что колченогая кошка с ними не справлялась: она как молния за ними прыгала в угол и выносила в зубах. А недоступны были мыши для кошки из-за того, что кто-то когда-то оклеил Матрёнину избу зеленоватыми обоями, да не просто в слой, а в пять слоев. Друг с другом обои склеились хорошо, от стены же во многих местах отстали — и получилась как бы внутренняя шкура на избе.