Лицо Гобсека Дервиль называет «лунным ликом» , его желтоватый цвет «напоминал цвет серебра, с которого слезла позолота. Волосы у моего ростовщика были совершенно прямые, всегда аккуратно причесанные и с сильной проседью – пепельно-серые. Черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались отлитыми из бронзы» .
Цвет серебра, таким образом, присутствует как в упоминании о цвете лица, так и в описании пепельно-серых волос с проседью.
Далее рассказчик обращает внимание на глаза, нос, губы Гобсека. «Глаза, маленькие и желтые, словно у хорька, и почти без ресниц… Острый кончик длинного носа, изрытый рябинами, походил на буравчик, а губы были тонкие, как у алхимиков и древних стариков на картинах Рембрандта и Метсу. Наконец, даётся общая характеристика: «От первой минуты пробуждения и до вечерних приступов кашля все его действия были размеренны, как движения маятника. Это был какой-то человек-автомат, которого заводили ежедневно.
Говоря о поведении Гобсека, Дервиль сравнивает его с потревоженной мокрицей; вспоминает, что неистовые крики его жертв обычно сменяла «мертвая тишина, как в кухне, когда зарежут в ней утку» .
Закономерно и то, что одним из методов изображения ростовщика является говорящая фамилия: Гобсек по-французски означает «сухоглот» (gober – глотать, sec – сухой, высохший) , или «живоглот» .
Вот ещё несколько сравнений, используемых писателем: неподвижный, как статуя; его смешок «напоминал скрип медного подсвечника, передвинутого по мраморной доске» ; на желтый старый мрамор похож и однажды мелькнувший перед глазами стряпчего лысый череп ростовщика; оторвавшись от созерцания столь любимых им бриллиантов, он становится «учтивым, но холодным и жестким, как мраморный столб» .
Интересно и то, что писатель лишает Гобсека признаков пола и вообще человеческих черт, этот персонаж будто существует вне времени. «Возраст его был загадкой: я никогда не мог понять, состарился ли он до времени или же хорошо сохранился и останется моложавым на веки вечные» .
Изображение интерьера, окружающего Гобсека и гармонирующего с его внешним обликом, – ещё один метод раскрытия характера главного героя повести.
«Всё в его комнате было потерто и опрятно, начиная от зеленого сукна на письменном столе до коврика перед кроватью, – совсем как в холодной обители одинокой старой девы, которая весь день наводит чистоту и натирает мебель воском. Зимою в камине у него чуть тлели головни, прикрытые горкой золы, никогда не разгораясь пламенем.. . Жизнь его протекала так же бесшумно, как сыплется струйкой песок в старинных часах» .
Через много лет Дервиль вновь попал в эту комнату – ничего в ней не изменилось: «В его спальне все было по-старому. Ее обстановка.. . нисколько не изменилась за шестнадцать лет, – каждая вещь как будто сохранялась под стеклом» .
Ещё один метод – сбрасывание маски, обнаруживающее низменные переживания Гобсека. «Эта свирепая радость, это злобное торжество дикаря, завладевшего блестящими камешками, ошеломили меня» , – говорит Дервиль о реакции Гобсека на то, что слишком дёшево удалось заполучить бриллианты графа де Ресто.
