напишите, пожалуйста, эссе о Луи Пастере, заранее благодарна!

Белые халаты на улице Ру так же привычны глазу парижан, как скромные блузки продавщиц из универмагов Риволи и вольная пестрота рубах Монмартра.

Белые халаты — живая эмблема улицы Руу ее слава, напоминание о трудах сегодняшнего дня, воспоминания о ее великом прошлом: на улице Ру в Париже находится Институт Пастера. В стенах этого здания жил и работал великий человек, подаривший миру новую науку — микробиологию. Жизнь Луи Пастера глубоко драматична, его характер удивительно противоречив. Отважный в работе, робкий в жизни, целеустремленный и постоянно меняющий объекты своих исследований, слезливо-сентиментальный и теряющий голову в коротких вспышках гнева, не лишенный любви к броской фразе и осторожный в своих выводах — таков Луи Пастер. Он не пил сырого молока и мыл каждую вишню кипяченой водой, но не боялся брать пипеткой слюну из пасти бешеной собаки и бесстрашно работал у коек холерных больных. Когда его коллега Девиль намекнул, что это опасно, он спокойно спросил: «А долг? » «Тон его при этом стоил целой проповеди», — вспоминал Девиль.

Этот человек, который зажег на небосклоне науки целое созвездие ярчайших открытий, должен был всю жизнь отстаивать свои истины в бесполезных, утомительных, иссушающих мозг спорах. Немало найдется других ученых, которые испытали то же число незаслуженных оскорблений и обид, насмешек и издевательств, как Луи Пастер. Но вряд ли найдется другой ученый, который бы так болезненно на это реагировал. Даже в зените своей славы он был затравлен настолько, что после первой прививки против бешенства ночью его мучил кошмар. «Убийца! » —ясно слышал он голоса людей за окном своей спальни.

Я стою в кабинете Пастера у стола. Маленький и какой-то непривычно низенький стол. Портрет бородача с простым, открытым лицом крестьянина: отец. Камин. Маленькие мехи для раздувания огня. Маслено блестящие кожаные корешки книг. В соседней комнатушке — шкаф с платьем. Красная с белой отделкой мантия профессора Сорбонны. Строгих линий сюртук, расшитый зеленым позументом, — лишь 40 человек могли носить такие сюртуки, сорок «бессмертных» Большой Академии. Вокруг — музейная чистота и та особая неживая расстановка предметов, какая бывает в мемориальных святынях. Впрочем, возможно, и при жизни Пастера этот кабинет был таким неживым, потому что его хозяин редко бывал здесь. Хозяин жил в лаборатории. «У меня наконец есть то, — писал он в письме, — чего я всегда желал, — лаборатория, доступная мне во всякое время: она под моей квартирой; иногда всю ночь в ней горит газ, и опыты не прерываются... »

Да, он именно жил в лаборатории.

Нельзя точно подсчитать, сколько лет провел в лаборатории Пастер. Но с уверенностью можно сказать — десятилетия. Грузноватый, медлительный на людях человек преображался, как только попадал в лабораторию — стихию, для которой он был рожден. Он приходил сюда рано утром и возвращался домой впотьмах, на цыпочках, чтобы не разбудить жену. Один врач, наблюдая работу Пастера, спросил его: «Знаете ли, ведь вам грозит паралич, и близкий». — «Знаю», — с улыбкой ответил Пастер.

Лаборатория для Пастера была источником высшей радости жизни, ее главным содержанием и смыслом. А паралич действительно разбил его в 46 лет, но через несколько месяцев необыкновенным усилием воли он победил болезнь и снова принялся работать. И когда сегодня вы проходите в лаборатории Пастера от стола к столу, от полки к полке, перед вами не просто приборы, инструменты и хрупкое лабораторное стекло, но овеществленные годы его жизни, в которых зашифрован страстный рассказ о его исканиях, сомнениях и победах.

Читаем здесь!

33 коровы и стакан парного молока!