многомерный анализ стихотворения Тютчева"Весенняя гроза"

Одно из хрестоматийных стихотворений Тютчева.Опубликовано в
журнале «Галатея» (1829); в окончательной редакции вошло в сборник 1854,где, помимо отдельных разночтений, появилась новая строфа, вторая в окончательном тексте(«Гремят раскаты молодые...»).Лирический сюжет начинается с воспринимающего сознания, с его реакции.Стихотворение открывается объяснением в любви весне и природе. Взгляд и слух направлены вверх — к небу. Там рождается звук, далее наполняющий собой всё пространство мира и стиха, раскатившийся по строчкам от слова «гром», вместе с которым впервые прогремело «р» и прорезало плавное музыкальное течение двух начальных строк. Затем этот же звук соединяет субъект действия с обозначающими само действие глаголами. В каждом из них слышен раскат: «резвяся — играя — грохочет».Во второй строфе раскаты слабеют: громыхнуло в первой строке, а затем ей отозвались лишь дождевые перлы — звуковой эффект потушен зрительной яркостью.Главное здесь не гром, а дождь. Зато третья строфа опоясана и пронизана гремящим звуком:«с горы — вторит — громам». Причем звук «р» неизменно появляется в словах, относящихся к самому явлению — грому и к указаниям на его небесный исток: «с горы —нагорный».
Четвертая строфа — мифологический итог предыдущих и объяснение природного явления, о котором шла речь:
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Последнюю строфу, разумеется, не следует сокращать,но в ее присутствии мы имеем два варианта развязки.Первый, ранний соответствует тому тексту, который напечатан в 1829 в журнале «Галатея».Там было три строфы — отсутствовала вторая. Без нее, без дождя, единственным сильным изобразительным впечатлением был гром.Это впечатление и требовало мифологической объясняющей аналогии:«Ты скажешь...», которая превращала беглую пейзажную зарисовку в обобщенный образ обожествленного мира. Новое в этом стихотворении —непосредственность присутствия земных собеседников, которые откликаются на божественный глас: один — любовью, другой — пониманием. Они являются к богам «как собеседники на пир» (ср. с почти одновременным стихотворением «Цицерон»).Правда, в «Весенней грозе» боги-олимпийцы не упомянуты, они подразумеваются, а непосредственно явилось перед нами младшее божество — Геба,виночерпий и возлюбленная Зевса.Когда спустя четверть века в стихотворении появилась вторая строфа, в нем усилились зрительные впечатления. Дождь не только пролился, а повис жемчужными соединительными нитями, связав небо и землю. Пространство распахнулось по вертикали и стало зримым, а вместе с тем оно стало вещественнее, предметнее. Движение сверху вниз сделалось отчетливее, ибо поток в третьей строфе теперь его дублирует. Поток как будто вторит дождю, подобно тому как все мироздание отзывается, вторит громам.Отзывчивость земли небу усилилась изобразительно. Теперь сама земля —собеседник, и даже если некто («Ты скажешь...»)не явится,то дружеская беседа с грозой уже состоялась (ср.: «...в беседе дружеской гроза...» — в стихотворении того же времени «Не то, что мните вы, природа...»).В первом варианте, где главным действующим лицом был гром,естественно было завершить стихотворение строфой о нем,о его божественном происхождении.Сюжет по строфам распределялся так: гром с неба — отзвук грому с земли — мифологический итог.Теперь главное — отзвук зримой земли небу, их раздельность и связанность.Строфическое движение сюжета таково: гром с неба — зримо материализованная дождем связь земной и небесной стихий — та же связь, подкрепленная звуковым впечатлением,отзвуком грому, опоясывающая целое... Образ приобрел мифологическое качество в обожествленности самих беседующих стихий,что теперь несомненно даже без условноклассической подсветки античным мифом.Четвертая строфа в окончательном варианте выступает как мифологическая иллюстрация целого По своему образному ряду она из прошлого,по своему поэтическому качеству она великолепна,украшенная эпитетом «громокипящий кубок».