образ города в "Ревизоре"

Город в «Ревизоре» , таким образом, есть феномен сложной художественной топографии, сочетающей явные черты преисподней, того света (план будущих «Мертвых душ» ) с куда менее очевидными признаками небесного града, который, судя по тексту, беспокоил автора, смущенного, я полагаю, преобладанием града сугубо материального, где человеку не спастись. Выход Гоголь искал сначала в суждениях «Театрального разъезда» , написанного по горячим следам «Ревизора» : «Разве все, до малейшей, излучины души подлого и бесчестного человека не рисуют уже образ честного человека?» ; «В руках таланта все может служить орудием к прекрасному, если только правится высокой мыслью послужить прекрасному» (V, 143-144).

В переводе на язык художественной топографии это значило: разве город-преисподняя, где по праву оказались персонажи, не свидетельствует о высоте идеала, которому должен следовать каждый человек? Что такое страшный крик Городничего: «Над собой смеетесь!» ? То, что все таковы, весь мир, все христианство испорчено, и тут остается надежда на град небесный, больше не на что. Отчасти напоминает логику книги пророка Амоса - ведь с ним ассоциируется имя судьи, а пророк — тот же судья: «...только вас признал я из всех племен земли, потому и взыщу за беззакония ваши» (3:1). Здесь содержится намек на избранничество русского народа, о чем Гоголь и скажет вполне открыто во второй редакции «Развязки...» .

Как в Хлестакове автор хотел, по его признанию, в одном лице совокупить разнородные движения (IV, 101; «Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления "Ревизора" к одному литератору») , так и в городе соединены черты преисподней и Небесного Иерусалима. Таким разнородным Гоголь вообще видел человеческое бытие. Однажды, гуляя с А. О. Смирновой по Риму, он показывал ей фрески Сикстинской капеллы. «...Мы любовались с ним картинами Страшного суда. Одного грешника тянуло то к небу, то в ад. <...> "Тут история тайн души, - говорил Гоголь. — Всякий из нас раз сто на дню то подлец, то ангел