В середине 60-х годов в Париже вышел роман социолога Жоржа Перека "Вещи". Небольшой, но наделавший много шума не только во Франции, но и в Европе. Он был точной социальной констатацией: молодые интеллектуалы все охотнее реализуют себя на потребительской ниве. И вместе с тем служил тактичным предостережением: если состояться значит ненасытно приобретать, хватать и хапать, то о каком интеллектуальном и нравственном прогрессе можно говорить? В нашей стране этот французский роман был бы сейчас весьма актуален, но, к сожалению, он почти забыт. И собственных сочинений подобного толка что-то не видно. Гламурная литература, созданная именно как аналог и рупор модного гедонизма, этот самый жадный хамоватый гедонизм продолжает весело пропагандировать. А между тем "костлявая рука" кризиса уже стучится в наши двери. И большею частью не в такие, что сотворены из мореного драгоценного дуба, а в те, что сфабрикованы из прессованной советской фанеры. И роковой этот стук заставляет задуматься. Дело не в том, что пришла пора умерить аппетиты и сократить расходы, тут большого ума не надо. Важнее понять другое: ограниченность - если не исчерпанность - потребительской психологии вообще. Молва приписывает Василию Шукшину такое характерное восклицание: никогда хорошо не жили, не хрена и начинать! Зная нрав Василия Макаровича и его героев, нетрудно поверить, что в сердцах, с досады он мог сказать и не такое. Однако совсем не потому, что не желал себе самому и своему народу, за который болел душой, достойной, хорошей жизни. Просто ему очевидно было - одной сытостью, одной погоней за добром ее все равно не добиться, упомянутая душа все равно будет требовать какого-то стихийного взлета, какого-то нелогичного порыва, какого-то, как он говорил, праздника, который не купишь в магазине и не потеряешь ни при какой девальвации. Кризис почти с циничной прямотой напомнил нам о тщете богатства, лишенного некоей бескорыстной, не подвластной материальному расчету цели. Чего ханжить, тот, кто поднакопил имущества и твердой валюты, переживет его без особых потерь, но, мне кажется, даже такой уникальный счастливец вдруг потянется к чему-то давнему, простому, не стоящему никаких денег, может, к стихам, может, к старым друзьям, которым был дорог сам по себе вне зависимости от своих достижений, может, просто к прогулкам в одиночестве по замоскворецким переулкам. А что же говорить о прожигателях жизни, клубных завсегдатаях, глотателях гламурных пустот, получавших "большие тыщи" лишь потому, что их молодость счастливым образом совпала с новым веком, вернее, с его авантюрами, - им вообще нечем утешаться, как только умными разговорами, к которым у них нет привычки, да песнями под гитару, какие они привыкли считать "отстоем". Ничего, попробуют и авось обретут в этом спасительный, согревающий душу смысл.
Фазиль Искандер заметил как-то, что опереться душой можно лишь на тех, от кого не приходится ждать опоры физически - на стариков и детей. Кризис как раз и напоминает нам о такой вечной, безотказной опоре. Об умении жить среди милых сердцу, а не нужных людей. О способности радоваться не прибыли, а восходу или закату, мимолетной женской улыбке. О том, что понятие "любовь" не исчерпывается контекстом передач Анфисы Чеховой. И что высшая роскошь, ничуть не преувеличивал романтический пилот и писатель, это действительно человеческое общение. Людям, хоть их и портит квартирный вопрос, свойствен еще один грех: сверхблагополучное решение этого вопроса заставляет их быстро забывать о простых основах жизни, а заодно и о тех, к кому она не была так благосклонна. Ну что ж, кризис нам напомнит о том, что все мы под Богом ходим.
Источник: теория хапка http://newsland.com/news/detail/id/33693...
⇢