Роберт Рождественский
Друг
Мы цапаемся жестко, мы яростно молчим.
Порою- из пижонства, порою без причин.
На клятвы в дружбе крупные глядим, как на чуму.
Завидуем друг другу мы, не знаю почему
Взираем незнакомо с придуманных высот.
Считая, что другому отчаянно везет.
Ошибок не прощаем, себя во всем виним.
Звонить не обещаем. И все ж таки звоним!
Бывает: в полдень хрупкий мне злость моя нужна.
Я поднимаю трубку: Ты дома, старина?. .
Он отвечает: Дома Спасибо рад бы Но
И продолжает томно и вяло, и темно:
Дела прости жму руку А я молчу, взбешен.
Потом швыряю трубку и говорю: Пижон!
Но будоражит в полночь звонок из темноты
А я обиду помню. Я спрашиваю: Ты?
И отвечаю вяло. Уныло, свысока.
И тут же оловянно бубню ему: Пока
Так мы живём и можем, ругаемся зазря.
И лоб в раздумьях морщим, тоскуя и остря.
Пусть это всё мальчишеством иные назовут
Листы бумаги чистыми четвертый день живут, -
Боюсь я слов истертых, как в булочной ножи
Я знаю: он прочтет их и не простит мне лжи!