...Маруся всякий раз
всплескивала ручонками, и глаза ее загорались огоньком восторга; бледное
лицо девочки вспыхивало румянцем, она смеялась, и этот смех нашей маленькой
приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая за конфеты, которые мы
жертвовали в ее пользу.
Это было бледное, крошечное создание, напоминавшее цветок, выросший без
лучей солнца. Несмотря на свои четыре года, она ходила еще плохо, неуверенно
ступая кривыми ножками и шатаясь, как былинка; руки ее были тонки и
прозрачны; головка покачивалась на тонкой шее, как головка полевого
колокольчика; глаза смотрели порой так не по-детски грустно, и улыбка так
напоминала мне мою мать в последние дни, когда она, бывало, сидела против
открытого окна и ветер шевелил ее белокурые волосы, что мне становилось
самому грустно, и слезы подступали к глазам.
Я невольно сравнивал ее с моей сестрой; они были в одном возрасте, но
моя Соня была кругла, как пышка, и упруга, как мячик. Она так резво бегала,
когда, бывало, разыграется, так звонко смеялась, на ней всегда были такие
красивые платья, и в темные косы ее каждый день горничная вплетала алую
ленту.
А моя маленькая приятельница почти никогда не бегала и смеялась очень
редко, когда же смеялась, то смех ее звучал, как самый маленький серебряный
колокольчик, которого на десять шагов уже не слышно.
Платье ее было грязно и старо, в косе не было лент, но волосы у нее
были гораздо больше и роскошнее, чем у Сони, и Валек, к моему удивлению,
очень искусно умел заплетать их, что и исполнял каждое утро.