Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал. . .
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель. . .
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал. . .
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, — так ее любил, —
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви. . .
Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, —
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат, —
Это он, а не ты солдат.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Источник: Константин Симонов
Мы живём с повязками на глазах закрытых.. . Прячемся под масками, из железа слитых. Мы от скуки маемся, мы вслепую судим.. . Не любя, встречаемся - не встречаясь, любим. Мы молчим из гордости, говорим - из мести.. . Мы обходим пропасти и дурные вести. Мы как дети, прячемся, мы как звери, злимся.. . Не любя встречаемся, а любить.. . боимся. А полюбим - скроемся за семью замками.. . Мы висим на волосе - и не знаем сами ...Позабыв про сказки, ждём чудес немалых.. . Мы живём с повязками - кто бы развязал их?
В не раз уже заштопанном халатеИз яркого цветного волокнаВ больничной переполненной палатеСтоит старушка, плачет у окна. Её уже никто не утешает-Все знают о причине этих слёз. Соседок по палате навещают, А ей, лишь раз, сынок халат привёз. Про тапочки забыл, сказал смущённо: — Я завтра привезу… Потерпишь, мать? — Конечно, потерплю. Я ж на перинкеИ в шерстяных носках могу лежать. Куда мне тут ходить? Простора мало. Покушать санитарки принесут. Меня болезнь настолько измотала, Что мне б лишь полежать, да отдохнуть. Вздохнул сынок, отвел глаза в сторонку: — Тут… Понимаешь… Дело есть к тебе… Всё это очень путано и тонко… Но ты не думай плохо обо мне! Квартира у тебя стоит пустая, И мы с женой подумали о том, Что ты то там, то тут… Одна… Больная… Поправишься — к себе тебя возьмём! И внуки будут рады, ты же знаешь! Они души в тебе не чают, мать! Всё! Решено! Ты к нам переезжаешь! Твою квартиру будем продавать! Достал бумаги, молвил без сомненья: -Я все продумал, мне доверься, мам… Как только мы увидим улучшенья, Отсюда сразу жить поедешь к нам. Что скажешь тут? Он сын ей, кровь родная… А внуки- ради них и стоит жить! И подписала, не подозревая, Как все на самом деле обстоит. Проходят дни, проходят и недели… Сынка все нет. И вряд ли он придёт. Старушку утешали и жалели… Но кто же и чего тут не поймет? А с каждым днём старушка всё слабеетИ по ночам все чаще снится сон, Как кашку по утрам сыночку греет, Но плачет и не хочет кушать он. И первые шаги сынка-малышки, И слово, что сказал он в первый раз, И первые царапины и шишки, И детский сад, и школа- первый класс… Врачи молчат, стараясь что есть силыХоть как-то ей страданья облегчить. А родственники строго запретилиСтарушке про диагноз сообщить. Она не знает, что больница эта-Не городской простой стационар, Что шансов на поправку больше нету… Но, для нее незнанье-не кошмар. Табличка «Хоспис» на стене у входаЕй ни о чём плохом не говорит. На странные слова давно уж модаИ нужно ли кого за то винить? Она не знает, что сынок исправноЗвонит врачам, в неделю раза два: — Вы ж говорили- умирает… Странно… Что до сих пор она ещё жива… Она жива. Она всё ждет и верит, Что сын придёт, обнимет, объяснит, Откроются сейчас палаты двери, Она же всё поймёт и всё простит. С последних сил встаёт она с кровати. Держась за стенку, подойдёт к окну. Насколько ей ещё терпенья хватитТак верить безразличному сынку? Она готова до конца стараться. И сил, что нет, она должна найти. Вдруг он придёт? Она должна дождаться! Придёт… Ну как он может не придти? Стоит и плачет… Ждёт от сына вести… На небо лишь посмотрит невзначайИ теребит рукой нательный крестик-Мол, подожди, Господь, не забирай...
Рыбаки у берега сидели, Угасал пылающий закат, Над рекою тихо, еле –елеСлышался родной душевный мат. Вдруг, как в сказке, расступились волныИ на берег, взглядами искря, Все экипированы по полной, Вышли тридцать три богатыря. Сняли ласты, выплюнули воду, Галстуки поправили слегкаИ, проинспектировав природу, Мужикам общупали бока. А потом, прикинувшись кустами, В запонки сказали : - Берег чист! И явился перед рыбакамиНебольшой такой аквалангист. Взгляд проникновенен аж до жути, Несмотря на тину в волосах… Мужики присели: - Это ж Путин! Вон и чёрный пояс на трусах! - Здравствуйте! Владимир. Буду краток. Скоро всё изменится у вас, Будет счастье, рыба и достаток –Я нашёл в реке подводный газ! Шок от судьбоносности моментаМужиков как громом поразил! Счастье просто видеть президента,
А в трусах и с газом? Эксклюзив!! !Тут один с огромнейшим усильемРазомкнул заклеившийся рот: - Надо срочно выпить за Россию! И за нас, ну, в смысле за народ! -За народ! - Владимир подобрался, Потеплела глаз холодных синь, Пригубил полстопочки и сальцемПо-простому, скромно закусил. Оглядел леса, поля и дали, Отряхнулся от текущих дел: - Нет ли тут у вас в кустах рояля? Я бы вам про Родину попел… Мужики переглянулись хмуро, Что не захватили инструмент… - Не хватает нам пока культуры. . -Загрустил с народом президент. В общем, спели под стакан и ложки, В унисон, без всяких запевал, Про Россию-мать, про путь-дорожки, И в конце –«Интернационал» . Президент расслабился впервые, Поглядел на всполохи зари: - Как же хорошо у нас в России! Ширь! Природа! Люди! Пескари! Зацепило мужиков неслабоИ, решившись, кто-то от душиВдруг сказал: - Ещё по сто и к бабам? ! Бабы наши тоже хороши! Все засуетились в предвкушеньи, Но Владимир, даром что ослаб, Твёрдо заявил, как поздний Ленин :- Не до баб, ребята! Не до баб! Всё ж на мне! Пашу, как в шахте с тачкой! Нефть, алмазы, запуски ракет… А ещё ведь погулять с собачкой, Заплатить за воду и за свет! Некогда, буквально, склеить ласты, Вот, на правой – трещина насквозь… Как назло, ещё и педерастов, Извиняюсь, много развелось… Всё понятно. Некогда, конечно.. .Но помочь-то мужики хотят -Все решили, что хоть в части женщинКаждый за вождя внесёт свой вклад! И, познав с народом единенье, Получив поддержки крепкой нить, Вождь пошёл вершить предназначеньеИ всем сердцем Родину любить! Поступью своей хозяйской, валкойОн ушёл, как водится, вперёд… Мужики вздохнули: -Ласты жалко! Так, по кочкам, до конца порвёт… В спину посмотрели умилённо: -Президент, а посмотри, как прост! И, достав из ватников погоны, Сели обмывать прибавку звёзд.
Путин и народЮрий Викторов
http://otvet.mail.ru/question/47058957
вот именно тот
главное, прочитать стихотворение так, чтобы все прослезились