Он — сосуд с сакральным содержимым в профанном мире; и он же — мир, до краев наполненный присутствием бога. Символика храма и концепция бога теснейшим образом связаны между собой. Если храм есть образ космоса, то живущий в этом храме бог не может не быть «вселенским богом» … Позднеегипетский храм — это дом бога, который объемлет в себе весь мир.
В храме вся земля участвует в служении богу — и тем самым приобщается к исходящим от него живительным силам.
Точно так же, как определенные черты архитектурного облика храма (колонны-растения и фризы с изображениями болотных трав) воплощают космический аспект земли, в изображениях процессий номовых богов воплощен другой ее аспект, социальный. Это — одно из проявлений египетского мировоззрения, интерпретирующего космос как общество.
То же можно сказать и о небе, космический аспект которого воплощен в потолке храма. Социальный аспект неба персонифицируют божества, чьи образы находятся в «капеллах» , расположенных вокруг святая святых — theoi synnaoi (божества, живущие вместе (с главным богом) …
Помимо космического и социального аспектов, египетский храм имел и третий аспект — мифологический. Храм воплощает в себе некое мифическое место, а именно, первобытный холм. Он стоит на том самом клочке земли, который первым вынырнул из вод первобытного потока и на который ступил Бог-Творец, чтобы начать работу по сотворению мира.
В семантике египетского храма обнаруживается противоречие, быть может, изначально заложенное в самой структуре «сакрального» . Египетский храм, если смотреть на него снаружи, кажется надежно отгороженной от внешней среды особой территорией, анклавом сакрального в профанном мире, запечатанным сосудом, в котором пребывает божественная сила, по таинственным причинам поселившаяся именно в этой точке земли. Для того же, кто находится внутри, этот обособленный сосуд с сакральным содержимым являет собою весь мир. Храм изображает мир, за пределами которого ничего больше нет. Статуя бога наполняет храм божественным «излучением» , но одновременно бог наполняет светом своего «воссияния» весь космос. Эта парадоксальная структура весьма точно описана в египетских праздничных гимнах:
(26) В его храме снимают покров с его лика,
и клич его разносится до пределов земли.
В этом святилище вершится его праздник,
и его (бога) аромат распространяется по (всему) океану.
Владыка воссияний в Фивах —
его величие объемлет чужеземные страны.
Небо и земля наполнены его красотою,
наводнены золотом его лучей.
Наос, в котором стоит культовая статуя, есть в то же время то внутреннее пространство неба, где живут боги. Двери наоса суть врата неба, через которые по утрам проходит солнечный бог. Остальная часть храма — это мир, и солнечный бог, восходя на Востоке, заливает его своим светом. Итак, наос и храм соотносятся друг с другом как «внутреннее» и «внешнее» . Открывая двери святая святых, жрецы каждый раз произносят слова:
(28) Двери неба отворились на землю,
чтобы его (бога) воплощения наполнили блеском
чужеземные страны и Египет.
Но вместе с тем храм как целое являет собой небо на земле:
(29) Приходи в мире, чтобы ты мог соединиться
с твоим домом — твоим горизонтом (ахет) на земле.
(30) Образ храма подобен небу с солнцем, —
сказано в одном рамессидском тексте. В многочисленных надписях — со времени Нового царства — утверждается, что храм «подобен горизонту неба» , есть «образ небесного горизонта» .
