Там вдали по дороге.. Где=по местонахождению?.. Ист. Значение Храма (собора)?.. Стиль создания?.. Примеч=ность ближ. поселения?

Москва

Усадьба Узкое

На снимке в вопросе - полуторакилометровая лиственничная аллея, ведущая от Профсоюзной улицы к усадьбе.



Видны купола Храма Казанской иконы Божией Матери в Узком.



Выполнена в формах "нарышкинского" барокко.
Точная дата закладки церкви неизвестна. Под крышу она была подведена уже к 1696 году.

Господский дом усадьбы был построен в 1780-е годы.
Реконструирован между 1883-1895 гг.




Жена владельца Узкого Владимира Борисовича Голицына княгиня Наталья Петровна, урожденная Чернышева, стала прообразом старой графини в "Пиковой даме" А. С. Пушкина. Она была владелицей усадьбы Городня.

Во время "грозы двенадцатого года" части отступавшей из Москвы французской армии, квартировавшие в Узком и окрестных деревнях, нанесли имению большой материальный ущерб. Говорят, сам Наполеон с колокольни Узковского храма наблюдал за движением своих войск по Старой Калужской дороге.

После войны с Наполеоном владельцем Узкого становится граф Петр Александрович Толстой - муж "Марьи Алексевны".

В 1883 году Узкое перешло во владение князя Петра Николаевича Трубецкого.

Трубецкой поддерживал дружеские отношения с выдающимся философом и поэтом серебряного века Владимиром Соловьевым, который летом 1900 года по его приглашению приехал в Узкое. Друзья рассчитывали вместе отдохнуть и поработать, но судьба распорядилась иначе. Соловьев тяжело заболел и через несколько дней, 31 июля, скончался на руках в Сергея Трубецкого. С тех пор Узкое связано с именем великого русского философа.

Санаторий "Узкое" был открыт в усадьбе в 1922 году.



Во время Великой Отечественной войны, когда немцы были под Москвой, он был превращен в полевой госпиталь, а в 1943 году, еще во время войны, Узкое снова распахнуло свои двери для отдыхающих.

http://deadokey.livejournal.com/48847.html?thread=1446863

Там вдали за рекой жарко печи горят,
Пограничникам грозным не спится,
Но не зная о том, пармезанский отряд
Продвигался к российской границе.

Шли лосось и сыры, был не слышен их шаг,
Шли не в ногу, без шуток и песен,
Чтоб не выследил враг, применяя собак,
Впереди шла рокфорная плесень.

Они шли, заграничные сняв ярлыки,
Документы подделав, как надо,
Вдруг вдали у реки замелькали штыки,
Это — Сельхознадзора засада.

Дети Альп, Пиреней, Барселон и Лозанн
Строй нарушили пеший и конный,
Но бесстрашный седой пожилой пармезан
Первым встал в боевую колонну.

Оглядевши свою камамберную рать,
Улыбнулся светло и лучисто
И воскликнул: «Не страшно в бою помирать
Итальянскому контрабандисту!»

И в жестокий последний решительный бой
Понеслась санкционная тонна,
Иберийский хамон вдруг воспрял головой,
Хоть и нет головы у хамона.

А враги уже близко, в полшаге от нас,
Вот уже на потеху ютьюба
Слева врезались в палки копчёных колбас
Пограничников острые зубы.

Справа к бою готов полк голландских цветов,
Их на свадьбе в Бурятии ждали,
Только этих цветов не дождётся никто,
Всех в жестоком бою порубали.

В маасдамах наделали новеньких дыр,
Хоть и так они были дырявы,
— Умираю за мир! — прокричал один сыр
В животе пожиральцев халявы.

— Не дождётся продуктов российский народ,
Уничтожить их всех без разбора! —
Возвестил фуагрою измазанный рот
Представителя Сельхознадзора.

Но нахмурил вдруг брови чиновник-пузан,
Доложил ему кто-то несмело:
От расправы ушёл пожилой пармезан
И радистка его, Моцарелла.

Самый зоркий боец на берёзу залез,
Оглядел всё биноклем по кругу,
Чтоб найти пармезана, срубили весь лес.
В общем, взяли — его и подругу.

Пытку тёркой, ножами, без слов перенёс
(от природы сыры — молчаливы),
Лишь в конце на последний ответил вопрос,
Улыбнувшись без страха брезгливо:

— Что спросили? Как я бы хотел умереть?
Не от рук тех, кто мозгом контужен.
Я хочу, чтоб могла бы меня натереть
Старушонка на нищенский ужин!

Передам, что хамон передать вам просил,
Чтобы вы там, в Кремле рассказали:
Он мечтал, чтоб его волонтёр подносил
Всем бомжам на Казанском вокзале!

Возмутился чиновник: — «Ты что! Боже мой!
Мы своих не меняем позиций!»
Он отрезал от сыра кусочек домой
И отдал его в руки убийцам.

— Жаль, что вашим от вас уже некуда бечь… —
Так сказал пармезан перед смертью,
И с улыбкой шагнул в разожжённую печь,
Не просивши пощады, поверьте.

Мы от голода, стужи, тюрьмы и сумы
По традиции не зарекались,
А вдали за рекой поднимались дымы,
На границе продукты сжигались…