Анатолий Генрихович Найман, пожалуй, единственный человек, к которому я в
течение жизни дважды совершенно изменил свое отношение. По первости, когда
он только появился на Ордынке в качестве гостя Ахматовой, мы отнеслись к
нему насмешливо. Ему было свойственно высокомерие, расчетливость, умение
беречь cвои деньги — то есть такие качества, которые вызывали презрение у
меня и у моих приятелей. К тому же он был, что называется, “дамский
угодник”.
Тогда же, в середине шестидесятых, я дал ему такую характеристику: “Толя —
человек, которому свойственны решительно все достоинства, но и все пороки
еврейского народа”. Я и теперь не отрекаюсь от этого суждения, ибо с
течением лет с ним происходили такие метаморфозы, которые приводили лишь к
изменению соотношений все тех же положительных и отрицательных иудейских
качеств.
В первые годы нашего знакомства я непрерывно подтрунивал над Найманом. Шутки
мои зачастую были грубоватыми, а порой и жестокими.. . Помнится, он сидел в
столовой на Ордынке и исправлял опечатки в машинописных экземплярах своей
пьесы для театра. Настроение у него было превосходное, он что–то напевал
себе под нос и норовил поскорее окончить правку — ему предстояло любовное
свидание.
Я молча наблюдал за ним, а потом произнес:
— И жид торопится, и чувствовать спешит.. .
А жестокая шутка была такая. Толя на некоторое время уехал в Ленинград к
своей жене, которая носила имя Эра. В эти самые дни одна из моих родственниц
также отправлялась к “брегам Невы”, и я отправил с нею посылку для Наймана.
Это был изящный сверток, внутри которого содержалась пачка стирального
порошка “Эра” и записка следующего содержания:
“Анатолию Генриховичу Найману —
от благодарных московских девиц и дам”.
И притом он, бедняга, чтобы такое получить, проделал путь на другой конец
города.. . Михаил Ардов. ВОКРУГ ОРДЫНКИ
Здесь бодр и спокоен любезный мой труд, \ Его берегут и голубят: \ Мой правильный день, моя скромная ночь; \ Смиренность его они любят. Николай Языков 18.. Я помню: был весел и шумен мой день
