Дайте пожалуйста ссылку с текстом К. Паустовского "Золотой гиацинт". Либо отправьте текст

ЗОЛОТОЙ ГИАЦИНТ
Леонтий Назарович всю жизнь был обуреваем великой мечтой превратить родной городок в сплошной сад и цветник. Каждый посаженный им куст акации или сирени, по его словам, был совершенно необыкновенного сорта, особенно пышного цветения и дивного благоухания. На деле всё это оказывалось не совсем так, но Леонтий Назарович не смущался и благородный его пыл от этого не ослабевал. С весны до поздней промозглой осени он возился в скверах и на прибережном бульваре, а зимой писал историю своего городка.
Мне было интересно беседовать с Леонтием Назаровичем. Особенно увлекательной была его теория об исключительно благотворном влиянии растительности на человеческую психику.
— Был ли у вас, — спросил меня однажды Леонтий Назарович, — какой-нибудь интересный случай, касающийся цветов и растительности? Очень я люблю такие истории.
Я рассказал ему о голландском рыбачьем посёлке Ше-венингене. Мы приехали туда в сумерки. Северное море шумело у широкой дамбы. Тусклый туман расползался над водой. Из этого тумана доносился печальный звон колоколов на плавучих бакенах. В тесной гавани на рыболовных ботах были развёрнуты для просушки разноцветные паруса, штабелями лежали пустые бочонки из-под рыбы, и женщины и дети, одетые во всё чёрное, стучали по булыжной набережной деревянными туфлями — сабо.
Быстро темнело. На дамбе зажёгся старый маяк и начал равномерно швырять по горизонту вертящийся луч своего огня. Вслед за маяком на дамбе невдалеке от посёлка вспыхнул сотнями огней стеклянный ночной ресторан. Сюда приезжали кутить из Гааги, Амстердама и даже из Брюсселя. Мы подошли к ресторану. Около него стояла огромная грузовая машина, окружённая толпой детей. Лакеи во фраках выгружали из машины вазоны с гиацинтами.
Свет маяка проносился над цветами, и они казались совершенно фантастическими по своей окраске. Там были гиацинты точно из воска и старого золота, из бирюзы и снега, из красного вина и чёрного бархата.
Дети смотрели на цветы как зачарованные. Высокий шофёр стоял, прислонившись к капоту машины, и курил фарфоровую трубку. Он будто нечаянно толкнул одного из лакеев. Лакей уронил вазон. Шофёр поднял золотой гиацинт с комом земли, отряхнул землю и протянул цветок худенькой девочке с длинной светлой косой, особенно заметной на её чёрном платье.
Девочка присела, схватила цветок и побежала с ним к Посёлку. За ней бросились, смеясь и перекликаясь, все дети.
Луч маяка пронёсся над головой бегущей девочки, рассеянный свет упал на её волосы, и вся эта сцена представилась Мне главой из ещё не написанной сказки о бледно-золотом Цветке, осветившем своим таинственным огнём рыбачью лачугу.
Лакей в упор посмотрел на шофёра. Шофёр усмехнулся и пожал плечами. Потом они засмеялись, дружелюбно похлопали друг друга по плечу и разошлись.
А в ресторане за матовой стеклянной стеной пел джаз и пахло гиацинтами и травянистой весной.
—    Да, — сказал Леонтий Назарович, выслушав этот рассказ, — у нас в жизни человеческой многое ещё не обдумано.
—    Что, например? — спросил я.
—    Да я всё об этих цветах, — ответил задумчиво он. — Жизнь человеческая должна быть украшена.  Обязательно.
Цветы и  всё прочее, отрадное для души и глаза, должно сопровождать нас на нашем житейском поприще. От этого человек становится великодушнее.