Помогите с литературой

Самсону Вырину безраздельно отдано авторское и читательское сочувствие. Его крошечный идиллический мир, с бальзаминами на окнах и пестрыми занавесками, мир, где царит устойчивая патриархальная этика, в си­лу которой блудный сын должен непременно вернуться в отчий дом,— оказывается потрясенным и рухнувшим, в своем стремлении спасти его он готов на все — на унижение, разорение, даже на то,, чтобы взять обратно обесчещенную дочь. Этот мир —его жизнь, и равнодуш­ное «спился» пивоваровой жены обозначает конец че­ловеческой трагедии.

В гибели Вырина виноват другой мир — огромный и холодный, начинающийся за околицей села Н., — мир трехэтажных домов и щегольских дрожек, мир оболь­стителей и обольщенных, где от оскорбленных отцов от­купаются пяти- и десятирублевыми ассигнациями, ко­торые крадут потом хорошо одетые молодые люди, ездящие на извозчиках. Этот конфликт и этого героя Пуш­кин как бы заново открывает для русской литературы, Пушкин сумеет дальше нее заглянуть в социальную жизнь.

Парадокс «Станционного смотрителя» заключался в том, что обольщенная и обольститель оказались счаст­ливы друг с другом. Похищение обернулось не траге­дией, а идиллией. Мир, погубивший Самсона Вырина, принес счастье его дочери.
https://yandex.ru/turbo/schoolintellectum.ru/s/sochineniya/sochinenie-na-temu-tragediya-samsona-vyrina.html

Стационарный смотритель
В одном пристационарном грязном городке жил дед Самсон Вырин. Робил он на железной дороге смотрителем. Всё смотрел и смотрел, то туда, то сюда… До того довертел башкой, что рехнулся на этой почве и придя домой, после очередного захода в трактир, набрасывался на свою жёнку с кулаками. Мол де она и щи не так сварила и солонку не туда поставила, и рюмку водки не припасла, стерва! Дочь была у них, Дуня. До того страшная, сопливая и косая, что прямо ужас. А уже пора было замуж выдавать, а то уже сил не было никаких кормить эту обормотку, язви её в душу-то. В один прекрасный день, Самсон перекрыл шлагбаумом пути, чтобы прошёл очередной эшелон с колчаковцами и не заметил, как через шлагбаум норовит проскочить повозка, запряжённая в ободранную, облезлую кобылу с ямщиком на облучке и студентом Илюхой внутрях. Это ехал к себе домой на каникулы маменькин сынок, закутавшись в серую шинель и натянув картуз по самые брылы, подмяв под себя замёрзшие копыта, обтянутые не пойми чем. Натужно гудя, паровоз пронёсся прямо по несчастной кобылёжке, подмяв под себя все остатки оные, но не задев при этом кучера со студентом. Те вывалились с кошевы в разные стороны и ошалев от счастья, что выжили, побежали, ничего не видя перед собой, на огонёк, мерцающий не так далече. Вырин, от такой наглости повозки, не мог вымолвить ни слова и только хлопал своими руками по хилым ляжкам, и громко матерился. Смена его подходила к концу и Самсон поплёлся в трактир залить «горькой» свой страх, судорожно копаясь трясущимися руками в дырявых карманах. В дыму от цыгарок и слабом свете ламп он увидел своих бедолаг и подсел к ним. Те уже довольно много приняли на грудь и громко рассуждали о происшествии на железной дороге. «Налейте-ка мне, сволочи, мать вашу таку-то, а то в кутузку сдам, как нарушителей проезда через шлабаум!» Те испужались и плеснули ему в кружку, после чего Самсон обратил внимание на Илюху, увидев в нём сразу жениха своей непутёвой Дуньке… По заснеженной дороге, при свете половинки луны, медленно плелись три фигуры, гнусавя какую-то цыганщину, типа, шумел камыш, прямо к дому Самсона, где в это время его жёнка гонялась за котярой, стащившего куриную голову прямо со стола, а Дуня, задрав свой тощий зад, уставившись в заледеневшее маленькое окно, напрасно пыталась высмотреть своими белёсыми глазёнками своё счастье.