Помогите найти рассказ Михаила Зощинка

Держи - мой любимый рассказ. "ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ" М. Зощенко
Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома.
Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И
калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится,
дома и солома едома.
А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим
облегчить мои неимоверные страдания.
Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то
особенная больница, где мне не все понравилось.
Все-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он
читает на стене плакат: "Выдача трупов от 3-х до 4-х".
Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда
прочел это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь,
может быть, еле теплится в моем организме, может быть, она на волоске висит
-- и вдруг приходится читать такие слова.
Я сказал мужчине, который меня записывал:
-- Что вы, говорю, товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете?
Все-таки, говорю, больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или, как там его, -- лекпом, удивился, что я ему так сказал, и
говорит:
-- Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идет
от жара,
а тоже, говорит, наводит на все самокритику. Если, говорит, вы
поправитесь,
что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до
четырех выдадим
вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая
температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал.
Я только ему сказал:
-- Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь
за свое нахальство. Разве, говорю, можно больным такие речи слушать?
Это, говорю, морально подкашивает их силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и
сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
-- Пойдемте, -- говорит, -- больной, на обмывочный пункт.
Но от этих слов меня тоже передернуло.
-- Лучше бы, -- говорю, -- называли не обмывочный пункт, а ванна.
Это, говорю, красивей и возвышает больного. И я, говорю, не лошадь,
чтоб
меня обмывать.
Медсестра говорит:
-- Даром что больной, а тоже, говорит, замечает всякие тонкости.
Наверно,
говорит, вы не выздоровеете, что во все нос суете.
Тут она привела мена в ванну и велела раздеваться.
И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит
какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит,
наверно,
из больных.
Я говорю сестре:
-- Куда же вы меня, собаки, привели -- в дамскую ванну? Тут, говорю,
уже кто-то купается.
Сестра говорит:
-- Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте
внимания.
У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы
раздевайтесь
без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам
свежей воды.
Я говорю:
-- Старуха не реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне, говорю,
определенно неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
-- Я, -- говорит, -- первый раз вижу такого привередливого больного. И то
ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха
купается, и то
он претензию выражает. А у нее, может быть, около сорока температура, и
она ничего в расчет не принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во
всяком случае, ваш вид
не задержит ее в этом мире лишних пять минут. Нет, говорит, я больше
люблю,
когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней
мере
тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступ

он не Зощинко, а Зощенко!!!!