Здравствуйте,нужен стих о ВОв ДЛИННЫЙ! Если можно,то что-то про детей.

они с детьми пригнали матерей, и яму рыть заставили
муса джалили.
набери яндекс. если расскажешь с выражением, гробовая тишина обеспеченна .

КОНЦЕРТ
Роберт Рождественский

Сорок трудный год.
Омский госпиталь…
Коридоры сухие и маркие.
Шепчет старая нянечка:
«Господи!
До чего же артисты
маленькие… »

Мы шагаем палатами длинными.
Мы почти растворяемся в них
с балалайками,
с мандолинами
и большими пачками книг.
Что в программе?
В программе – чтение,
пара песен
военных, правильных…
Мы в палату тяжелораненых
входим с трепетом и почтением.
Двое здесь.
Майор артиллерии
с ампутированной ногой,
в сумасшедшем бою
под Ельней
на себя принявший огонь.
На пришельцев глядит он весело…
И другой –
до бровей забинтован, -
капитан,
таранивший «мессера»
три недели назад
над Ростовом.
Мы вошли.
Мы стоим в молчании.
Вдруг
срывающимся фальцетом
Абрикосов Гришка отчаянно
объявляет начало концерта.
А за ним,
не вполне совершенно,
но вовсю запевале внимая,
о народной поём,
о священной
так,
как мы её понимаем.
В ней Чапаев сражается заново,
краснозвёздные мчатся танки.
В ней шагают наши
в атаки,
а фашисты падают замертво.
В ней чужое железо плавится,
в ней и смерть отступать должна.
Если честно признаться,
нравится
нам
такая война!
Мы поём.
Только голос лётчика
раздаётся.
А в нём – укор:
- Погодите…
Постойте, хлопчики…
Погодите…
Умер
майор… -
Балалайка всплеснула горестно.
Торопливо,
будто в бреду…

…Вот и всё
о концерте в госпитале
в том году.

Твардовский. Рассказ танкиста:
Был трудный бой. Все нынче,
как спросонку,
И только не могу себе
простить:
Из тысяч лиц узнал бы
я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати.
Бедовый,
Из тех, что главарями у детей.
Из тех, что в городишках
прифронтовых
Встречают нас как дорогих
гостей.
Машину обступают
на стоянках,
Таскать им воду ведрами —
не труд.
Приносят мыло с полотенцем
к танку
И сливы недозрелые суют.. .
Шел бой за улицу. Огонь врага
был страшен,
Мы прорывались к площади
вперед.
А он гвоздит — не выглянуть
из башен, —
И черт его поймет, откуда
бьет.
Тут угадай-ка, за каким
домишкой
Он примостился, — сколько
всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал
парнишка:
Товарищ командир, товарищ
командир!
Я знаю, где их пушка.
Я разведал.. .
Я подползал, они вон там,
в саду.. .
— Да где же, где?. . — А дайте
я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждет. — Влезай
сюда, дружище!
— И вот мы катим к месту
вчетвером.
Стоит парнишка — мины,
пули свищут,
И только рубашонка пузырем.
Подъехали. — Вот здесь. —
И с разворота
Заходим в тыл и полный
газ даем.
И эту пушку, заодно с расчетом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный
чернозем.
Я вытер пот. Душила гарь
и копоть:
От дома к дому шел большой
пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо,
хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал.. .
Был трудный бой. Все нынче,
как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы
я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.

Сафроненко Ю.
Рисует девочка войну
Рисует девочка войну, когда земля огнем пылала.
А смерть жестокая страну дождем свинцовым поливала.
Откуда знать ей, дорогой, невинной, как святое детство,
Какой немыслимой ценой досталось счастье ей в наследство!
И в фильмах, видя эту боль, она немного представляла,
Что означает смертный бой, когда свобода умирала.
Огромной, черною слезой, кровавой капелькой металла
С картины жаркой, огневой броня на платьице стекала.
Березы плакали росой, склонили раненные ветви,
И журавлей слепой конвой летел в огне навстречу смерти.
И вспоминая тот рассказ, что дед задумчиво поведал,
Водила кистью в сотый раз, не зная, кто людей всех предал.. .
Осколки с серою землей смешались вместо акварели,
И болью дикой, неземной в глазах слезинками блестели.
...Не получилось полотно! И кто той девочке поможет?
Страдать ребенку не дано, ведь память сердце ей не гложет!
Порвав рисунок мрачный свой, она подняла к небу веки,
Рисунок начала другой про солнце мирное навеки.
Мечтай же, милая моя, и горя пусть душа не знает!
Судьба счастливая твоя цветком прекрасным расцветает!
Ах, память! — памятник для всех, погибших ради всей державы!
Для них — салютом детский смех, улыбка — обелиском славы!

Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой.. .
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой.. .

Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.

За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
1941г.