нужно стихотворение для поступления в театральный женское сильное эмоциональное для возраста 18 лет.

Не про смазливую любовь,
А про любовь желательно,
Которая волнует кровь,
Пишу я замечательно,
Мне только 18 лет.
Послушайте внимательно.
Скромней актрисы в мире нет,
Я очень обаятельна.
Я - Андриянова - нова,
К тому же я - Виктория.
Прочту победные слова.
Такая вот история.
Мой театральный институт,
Любовь послеЕГЭшная.
Замри! Звезда восходит тут
Рассейся тьма кромешная!

Андрей Вознесенский

Бьет женщина

В чьем ресторане, в чьей стране - не вспомнишь,
но в полночь
есть шесть мужчин, есть стол, есть Новый год,
и женщина разгневанная - бьет!

Быть может, ей не подошла компания,
где взгляды липнут, словно листья банные?
За что - неважно. Значит, им положено -
пошла по рожам, как белье полощут.

Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая!
Вмажь майонезом лысому в подтяжках.
Бей, женщина!
Массируй им мордасы!
За все твои грядущие матрасы,

за то, что ты во всем передовая,
что на земле давно матриархат -
отбить,
обуть,
быть умной,
хохотать, -
такая мука - непередаваемо!

Влепи в него салат из солонины.
Мужчины, рыцари,
куда ж девались вы? !
Так хочется к кому-то прислониться -
увы.. .

Бей, реваншистка! Жизнь - как белый танец.
Не он, а ты его, отбивши, тянешь.
Пол-литра купишь.
Как он скучен, хрыч!
Намучишься, пока расшевелишь.

Ну можно ли в жилет пулять мороженым? !
А можно ли
в капронах
ждать в морозы?
Самой восьмого покупать мимозы -
можно? !

Виновные, валитесь на колени,
колонны,
люди,
лунные аллеи,
вы без нее давно бы околели!
Смотрите,
из-под грязного стола -
она, шатаясь, к зеркалу пошла.

"Ах, зеркало, прохладное стекло,
шепчу в тебя бессвязными словами,
сама к себе губами
прислоняюсь
и по тебе
сползаю
тяжело,
и думаю: трусишки, нету сил -
меня бы кто хотя бы отлупил!.. "
1964

шекспир, монолог джульетты (иль ещё когонть...)

Посмотри Марию Ватутину. И новое, и женское . и сильное.
Мне припомнилась тут картинка.
Был пикник на краю села.
А беременная Маринка
К тому берегу поплыла.
Вот плывет она кверху пузом,
Держит руки за головой,
Как баржа с контрабандным грузом,
Обманувшая наш конвой.
Муж киряет ни сном ни духом,
Мать сражается с комарней,
А Маринка с огромным брюхом
Уплывает на берег свой,
Я стою и кричать не в силе,
Что ты делаешь, мол, вернись.
У нее разряд в вольном стиле,
И вообще она смотрит ввысь.
Смотрит ввысь, ничего не слыша,
А услышит, прибавит ход:
У Маринки снесло всю крышу
От гормонов, она и прет.
Я, бездетная, злюсь на кочке,
Муж пытается в воду лезть.
А Маринка плывет и точка.
Так красиво, глаз не отвесть.

http://www.diary.ru/~niceworld/p87347465.htm
Удар твой, милый

Тюльпаны

Тюльпаны легко возбуждаются. Здесь зима.

Посмотри, как все тихо, бело, заснежено.

Я обучаюсь спокойствию, невесомо лежу,

Как свет лежит на стенах, руках, простынях.

Я никто, и былое безумие мне незнакомо.

Здесь я сдала свое имя и платье сиделкам,

Биографию анестезиологу и тело хирургам.

Моя голова посажена между двух подушек,

Как глаз между белых вечно раскрытых век.

Неразумный зрачок вбирает в себя все подряд.

Сестры в белых наколках хлопочут, хлопочут,

Как чайки над морем, меня они не тревожат,

Что-то вертят в руках. Одна, другая,

Все одинаковы, так что нельзя сосчитать.

Тело мое для них что камешек, и они

Терпеливо оглаживают его, словно волны.

В блестящих иглах они приносят мне сон,

Я потеряла себя, и мне стали в тягость

Кожаный туалетный прибор, похожий на саквояж,

Муж и ребенок, глядящие с фотографии;

Их улыбки цепляют меня, как крючки.

Вещи, набравшиеся за мои тридцать лет,

Упрямо приходят ко мне по этому адресу.

А от меня отслоились милые ассоциации.

Испуганная, на каталке с зеленым пластиком,

Я смотрела, как мой сервиз, одежда и книги

Затуманивались вдали. Меня захлестнули волны.

Теперь я монахиня. Я чище, чем была в детстве.

Я не просила цветов, мне хочется одного —

Лежать без мыслей, без воли, раскинув руки.

Так привольно вам не понять, как привольно

Покой мой настолько безбрежен, что трудно вынести.

Легкость, табличка с именем, безделушки.

К такому покою приходят покойники, навсегда

Принимая его губами, точно причастие.

От чрезмерного пыла тюльпанов рябит в глазах.

Я услыхала и сквозь оберточную бумагу

Их дыханье, настойчивое, как у младенца.

Их краснота громко тревожит мне рану.

Сами вот-вот уплывут, а меня угнетают,

Я цепенею от их нежданных призывов и яркости.

Десять свинцовых грузил вокруг моей шеи.

Слежки за мной не бывало. Теперь же тюльпаны

Не сводят глаз с меня и с окна за спиной,

Где по разу на день свет нарастает и тает.

И я, эфемерная, словно бумажная тень,

Никну под взглядами солнца и красных цветов.

Я безлика, мне хочется стушеваться, исчезнуть.

Пылающие тюльпаны съедают мой кислород.

До их появления дышалось достаточно просто —

Вдох и выдох, один за другим, без задержки.

И вдруг тюльпаны заполнили все, как грохот.

Дыхание налетает на них, завихряется,

Как течение реки на заржавленную машину.

Они привлекают внимание и отнимают силы,

Скопившиеся на счастливом безвольном раздолье.

Стены, кажется, тоже приходят в волнение.

Тюльпаны должны быть в клетке, как дикие звери,

Они раскрываются, словно львиные пасти.

И сердце в груди раскрывается и закрывается,

Вместивший меня сосуд, полный красных цветов.

Вода в стакане на вкус соленая, теплая,

Она из морей, далеких, как выздоровление.

Леди Лазарь.
Я это сделала.
Раз в десять лет.
И у меня опять получилось —

Что за чудо, эта моя кожа,
Сквозь нее льется нацистского абажура свет.
Моя правая нога пригодилась, похоже,

На пресс-папье. Хотя как листок бумаги легка.
Мое лицо уже безлико,
Ткань пелен еврейских тонка.

Сорви салфетку.
Только без крика. Ну как?
Кислым пахнет. Чувствуешь?

О мой враг!
Нос, глазницы, все мои зубы?
Ничего, послезавтра забудешь.

Скоро, скоро
Могильная пещера поглотит
Мою плоть, станет домом моим.

И как кот, девять раз в него я буду входить.
Я, все та же улыбающаяся женщина.
И мне только тридцать с небольшим.

Знаете, это будет уже третий.
Какая глупость,
Аннигилироваться каждые десять лет!

И эта жующая арахис толпа.
С тупостью
Втискивается внутрь для того чтобы лицезреть,

Вот они развернули мою руку, вот ногу —
Грандиозный стриптиз!
Дамы, господа, это мои руки, мои колени.

Я — кости и кожа.
Это мой бенефис.
А я ведь просто женщина. Это мое м