женский монолог на поступлениев театральный. характер озорной, саркастический?? поогите!

Марина Цветаева
"Повесть о Сонечке "монолог

- Ах, Марина! Как я люблю - любить! Как я безумно люблю - сама любить! С утра, нет, до утра,
в то самое до-утро - еще спать и уже знать, что опять.. . Вы когда-нибудь забываете, когда
любите - что любите? Я - никогда. Это как зубная боль - только наоборот, наоборотная зубная
боль, только там ноет, а здесь - и слова нет. (Подумав: поЈт? ) Ну, как сахар обратное соли,
но той же силы. Ах, Марина! Марина! Марина! Какие они дикие дураки. (Я, все же изумленная: -
Кто? ) - Да те, кто не любят, сами не любят, точно в том дело, чтобы тебя любили. Я не
говорю.. . конечно.. . -устаешь - как в стену. Но Вы знаете, Марина (таинственно) , нет такой
стены, которую бы я не пробила! Ведь и Юрочка.. . минуточками.. . у него почти любящие глаза!
Но у него - у меня такое чувство - нет сил сказать это, ему легче гору поднять, чем сказать
это слово. Потому что ему нечем его поддержать, а у меня за горою - еще гора, и еще гора, и
еще гора.. . -целые Гималаи любви, Марина! Вы замечаете, Марина, как все они, даже самые
целующие, даже самые как будто любящие, боятся сказать это слово, как они его никогда не
говорят? ! Мне один объяснял, что это.. . грубо.. . (фыркает).. . отстало, что: зачем слова,
когда - дела? (то есть поцелуи и так далее) . А я ему - ?Э-э! нет! Дело еще ничего не
доказывает, а слово - всЈ?. Мне ведь только этого от человека нужно: люблю, и больше ничего,
пусть потом что угодно делают, как угодно не любят, я делам не поверю, потому что слово -
было. Я только этим словом кормилась, Марина, потому так и отощала.

О, какие они скупые, расчетливые, опасливые, Марина! Мне всегда хочется сказать: - Ты только
- скажи. Я проверять - не буду. Но не говорят, потому что думают, что это - жениться,
связаться, не развязаться. Если я первым скажу, то никогда уже первым не смогу уйти. (Они и
вторым не говорят, Марина, никоторым. ) Точно со мной можно не-первому уйти!

Марина! Я - в жизни! - не уходила первая. И в жизни - сколько мне ее еще Бог отпустит -
первая не уйду. Я просто не могу. Я всегда жду, чтобы другой ушел, все делаю, чтобы другой
ушел, потому что мне первой уйти - легче перейти через собственный труп. (Какое страшное
слово. Совсем мертвое. Ах, поняла: это тот мертвый, которого никто никогда не любил. Но для
меня и такого мертвого нет, Марина! ) Я и внутри себя никогда не уходила первая. Никогда
первая не переставала любить. Всегда - до последней возможности, до самой последней капельки
- как когда в детстве пьешь. И уж жарко от пустого стакана - а все еще тянешь, и только собственный пар!
Ах, знаете, вы будете смеяться - это была совсем короткая встреча - в одном турне - неважно,
кто - совсем молодой - и я безумно в него влюбилась, потому что он все вечера садился в
первый ряд - и бедно одетый, Марина! не по деньгам садился, а по глазам, и на третий вечер
так на меня смотрел, что - либо глаза выскочат, либо сам - вскочит на сцену. (Говорю,
двигаюсь, а сама все кошусь: ну, как? нет, еще сидит. ) Только это нужно понять! Потому что
это не был обычный влюбленный мужской едящий взгляд (он был почти мальчик) - это был пьющий
взгляд, Марина, он глядел как завороженный, точно я его каждым словом и движением - как на
нитке - как на канате - притягиваю, наматываю - это чувство должны знать русалки - и еще
скрипачи, верней смычки - и реки.. . И пожары, Марина!. . Что вот-вот вскочит в меня - как в
костер. Я просто не знаю, как доиграла. Потому что у меня, Марина, все время было чувство,
что в него, в эти глаза - оступлюсь.

Не озорной, но саркастический.. .

"Скарлетт смотрела на стремительно двигавшиеся пальцы, слышала взрывы смеха и со скрытой горечью и презрением поглядывала на окружающих.

«Ничего они не понимают — ни что происходит со мной, ни с ними самими, ни со всем Югом. Они все еще думают, будто ничего страшного не может с ними случиться, потому что они — это они: О'Хара, Уилксы, Гамильтоны. Даже черномазые — и те так думают. Какие же они все идиоты! Никогда ничего не поймут! Будут думать и жить, как думали и жили всегда, и ничто не способно их изменить. Пусть Мелли ходит в лохмотьях, собирает хлопок и даже помогла мне убить человека — ничто не в силах ее изменить. Такой она навеки останется — застенчивой, благовоспитанной миссис Уилкс, идеальной леди! И пусть Эшли видел смерть, и воевал, и был ранен, и сидел в тюрьме, и вернулся в разоренный дом — он останется тем же джентльменом, каким был, когда владел Двенадцатью Дубами. Вот Уилл — тот другой. Он знает, что такое жизнь на самом деле, но Уиллу и терять-то было особенно нечего. Ну, а что до Сьюлин и Кэррин — они считают, что все это временно. Они не меняются, не приспосабливаются к новым условиям жизни, потому что думают: это скоро пройдет. Они считают, что господь бог сотворит чудо — для их и только их блага. Ну, а никаких чудес не будет. Если кто и сотворит здесь чудо, так это я, когда окручу Ретта Батлера… А они не изменятся. Возможно, они и не могут измениться. Я — единственная, кто здесь изменился… да и я не изменилась бы, если б жизнь не заставила». " (М. Митчелл "Унесенные ветром")

Где крепкие, тугие груди?
Где плеч атлас? Где губ бальзам?
Соседи и чужие люди
За мной бежали по пятам,

Меня искали по следам.
Где глаз манящих поволока?
Где тело, чтимое как храм,
Куда приходят издалека?

Гляжу в тоске - на что похожа?
Как шило нос, беззубый рот,
Растрескалась, повисла кожа,
Свисают груди на живот.
Взгляд слезной мутью отдает,
Вот клок волос растет из уха.
Самой смешно - смерть у ворот,
А ты все с зеркалом, старуха.

На корточках усевшись, дуры,
Старухи все, в вечерний час
Мы раскудахчемся, как куры,
Одни, никто не видит нас,
Все хвастаем, в который раз,
Когда, кого и как прельстила.
А огонек давно погас -
До ночи масла не хватило.

Боже, как ты добра! Ты ласкова и нежна, когда он грубоват и толстокож, ты заботлива и внимательна, когда он устал и ему хочется тепла. Когда он приносил в вашу хижину добычу, ты, дикая и яростная, ждала его, и он сам становился твоей добычей, и тогда ласковый огонь согревал ваши сильные тела. Когда он был императором, ты омывала его ноги розовой водой, ты умела быть такой послушной и такой непокорной одновременно. Ради тебя мужи затевали войны и теряли головы… Ради того, чтобы быть в твоих обьятьях, сильных, страстных, порой материнских, порой роковых! Тебя заточали в монастыри и бесстыдно ласкали в храмах любви, тебя сжигали на кострах как ведьму и боготворили, вознося в ранг святых! А что, разве сейчас ты не святая? Ведь на твоих хрупких плечах лежит так много! Когда ты, падая с ног от усталости, приходишь домой и готовишь не полуфабрикаты, а… м-м-м, свежий, домашний, вкусно-пахнущий борщик! А потом загружаешь стиральную машину (или, о боги, вручную? ! ), и идёшь выкатывать клубочки носков не первой свежести из под диванов. Не свои, конечно. Ну и что, что ты говорила тысячу раз, что есть корзина для белья, ты же почти святая… А вот и не почти, а самая что ни на есть! Кто мило улыбается шефу, когда тот обвиняет тебя во всех смертных грехах, а ты чиста, как майская роза? Кто спешит по первому зову подруги или осточертевших со своими проблемами родственников? Кто терпеливо выслушивает и мудро советует? А даёт на растерзание свою упругую и прекрасную грудь этому маленькому и орущему, кто? И кто это маленькое и орущее на свет породил, крича и стеная? Это всё ты, о прекрасная моя святая. Но ты человек, и бываешь порой грешна. Те миленькие рожки на голове во-о-он того брюнета – твоя работа? А сплетни, что ходят о твоей знакомой – чья? Ты бываешь зла и невыносима, бываешь исчадием ада. Но я тебе всё прощаю, потому что и ты умеешь быть великодушной. Умеешь рассказать обо всём одними глазами. Умеешь обворожить и согреть собой. Умеешь любить искренне и бескорыстно. Умеешь быть сильнее, чем он. Умеешь быть маленькой, наивной девочкой и поплакать о своих горестях, а потом сразу посмеяться над ними. Над собой. Над миром. Ну и что, что ты иногда напоминаешь колобка? Все знают, хорошего человека должно быть много! Ведь тогда на тебя можно будет положиться, и ты не упадёшь, а укутаешь в себя, словно мягкая перина. Ну и что, что ты не всегда блещешь правильными чертами и линиями тела, главное, что блещешь извилинами ума! Но ведь ты бываешь и прекрасна, настолько, что боги завидуют и посылают в отместку свои небесные кары. Но ты всё вынесешь, ибо ты сильна, даже сама не представляешь, насколько. Ты открываешься для прекрасного, как цветок, тянущийся к солнцу, и за это я восхищаюсь тобой.
Ты – настоящая женщина, да не сломается твой каблук и да не потечёт твоя тушь!