Белла Ахмадулина "Моя родословная" 
....
Я - скоро. Но покуда нет меня. 
Я - где-то там, в преддверии природы. 
Вот-вот окликнут, разрешат - и я 
с готовностью возникну на пороге. 
Я жду рожденья, я спешу теперь, 
как посетитель в тягостной приемной, 
пробить бюрократическую дверь 
всем телом - и предстать в ее проеме. 
Ужо рожусь! Еще не рождена. 
Еще не пала вещая щеколда. 
Никто не знает, что я - вот она, 
темно, смешно. Апчхи! В носу щекотно. 
Вот так играют дети, прячась в шкаф, 
испытывая радость отдаленья. 
Сейчас расхохочусь! Нет сил! И ка-ак 
вдруг вывалюсь вам всем на удивленье! 
Таюсь, тянусь, претерпеваю рост, 
вломлюсь птенцом горячим, косоротым - 
ловить губами воздух, словно гроздь, 
наполненную спелым кислородом. 
Сравнится ль бледный холодок актрис, 
трепещущих, что славы не добьются, 
с моим волненьем среди тех кулис, 
в потемках, за минуту до дебюта! 
... 
(Как я смогу, как я сыграю роль 
усильем безрассудства молодого? 
О, перейти, превозмогая боль, 
от немоты к началу монолога! 
Как стеклодув, чьи сильные уста 
взрастили дивный плод стекла простого, 
играть и знать, что жизнь твоя проста 
и выдох твой имеет форму слова. 
Иль как печник, что, краснотою труб 
замаранный, сидит верхом на доме, 
захохотать и ощутить свой труд 
блаженною усталостью ладони. 
Так пусть же грянет тот театр, тот бой 
меж "да" и "нет", небытием и бытом, 
где человек обязан быть собой 
и каждым нерожденным и убитым. 
Своим добром он возместит земле 
всех сыновей ее, в ней погребенных. 
Вершит всевечный свой восход во мгле 
огромный, голый, золотой Ребенок. ) 
Уж выход мой! Мурашками, спиной 
предчувствую прыжок свой на арену. 
Уже объявлен год тридцать седьмой. 
Сейчас, сейчас - дадут звонок к апрелю. 
 
Реплика доброжелателя: 
О нечто, крошка, пустота, 
еще не девочка, не мальчик, 
ничто, чужого пустяка 
пустой и маленький туманчик! 
Зачем, неведомый радист, 
ты шлешь сигналы пробужденья? 
Повремени и не родись, 
не попади в беду рожденья. 
Нераспрямленный организм, 
закрученный кривой пружинкой, 
о, образумься и очнись! 
Я - умник, много лет проживший, - 
я говорю: потом, потом 
тебе родиться будет лучше. 
А не родишься - что же, в том 
все ж есть свое благополучье. 
Помедли двадцать лет хотя б, 
утешься беззаботной ленью, 
блаженной слепотой котят, 
столь равнодушных к утопленью. 
Что так не терпится тебе, 
и, как птенец в тюрьме скорлупок, 
ты спешку точек и тире 
все выбиваешь клювом глупым? 
Чем плохо там - во тьме пустой, 
где нет тебе ни слез, ни горя? 
Куда ты так спешишь? Постой! 
Родится что-нибудь другое. 
....
Ну, нет! В какой во тьме пустой? 
Сам там сиди. Довольно. Дудки. 
Наскучив мной, меня в простор 
выбрасывают виадуки! 
И в солнце, среди синевы 
расцветшее, нацелясь мною, 
меня спускают с тетивы 
стрелою с тонкою спиною. 
Веселый центробежный вихрь 
меня из круга вырвать хочет. 
О Жизнь, в твою орбиту вник 
меня таинственный комочек! 
... 
О Жизнь любимая, пускай 
потом накажешь всем и смертью, 
но только выуди, поймай, 
достань меня своею сетью! 
Дай выгадать мне белый свет - 
одну-единственную пользу! 
- Припомнишь, дура, мой совет 
когда-нибудь, да будет поздно. 
Зачем ты ломишься во вход, 
откуда нет освобожденья? 
Ведь более удачный год 
ты сможешь выбрать для рожденья. 
... 
Каков мерзавец! Но, средь всех затей, 
любой наш год - утешен, обнадежен 
неистовым рождением детей, 
мельканьем ножек, пестротой одежек. 
И в их великий и всемирный рев, 
захлебом насыщая древний голод, 
гортань прорезав чистым острием, 
вонзился мой, сжегший губы голос! 
Пусть вечно он благодарит тебя, 
земля меня исторгшая, родная, 
в печаль и в радость, и в трубу трубя, 
н в маленькую дудочку играя. 
Мне нравится, что Жизнь всегда права, 
что празднует в ней вечная повадка - 
топырить корни, ставить дерева 
и меж ветвей готовить плод подарка. 
Пребуду в ней до края, до конца, 
а пред концом - воздам благодаренье 
всем девочкам, слетающим с крыльца, 
всем людям, совершающим творенье.
				
							 
								
				Час зачатья я помню неточно — 
Значит память моя однобока, 
Но зачат я был ночью, порочно 
И явился на свет не до срока. 
 
Я рождался не в муках, не в злобе: 
Девять месяцев — это не лет! 
Первый срок отбывал я в утробе — 
Ничего там хорошего нет. 
 
Спасибо вам, святители, 
Что плюнули да дунули, 
Что вдруг мои родители 
Зачать меня задумали 
 
В те времена укромные, 
Теперь — почти былинные, 
Когда срока огромные 
Брели в этапы длинные. 
 
Их брали в ночь зачатия, 
А многих — даже ранее, 
А вот живёт же братия, 
Моя честна компания! 
 
Ходу, думушки резвые, ходу! 
Слова, строченьки милые, слова!. . 
Первый раз получил я свободу 
По указу от тридцать восьмого.
				
							 
								
				"- Здорово, товарищ, - густо сказал милиционер, доставая из разносной книги большой документ, - товарищ начальник до вас прислал, доложить на ваше распоряжение, чтобы зарегистрировать. 
Ипполит Матвеевич принял бумагу, расписался в получении и принялся ее просматривать. Бумага была такого содержания: 
"Служебная записка. В загс. Тов. Воробьянинов! Будь добрый. У меня как раз сын народился. В 3 часа 15 минут. Так ты его зарегистрируй вне очереди, без излишней волокиты. Имя сына - Иван, а фамилия - моя. С коммунистическим пока Замначальника Умилиции Перервин. " 
Ипполит Матвеевич заспешил и без излишней волокиты, а также вне очереди (тем более, что ее никогда и не бывало) зарегистрировал дитя Умилиции... (..)" И. Ильф, Е. Петров, "12 стульев" (первоначальный вариант романа) . 
 
"Я не мог отца звать папой - 
Прочерк в метрике моей. 
До сих пор сиротский запах 
Чую я в дыханьи дней. (...)" В. Лиманский, "Прочерк". 
Просветите, в чем особая "фишка" игры в бисер?))))