Какие есть художественные тексты, создающие образ девушки?

Девственны ли прекрасные гурии арабской мифологии ("вплетённые" затем Мухаммедом в Ислам) ; они же - персо-индийские пэри; они же - британские фейри (касаемо их дев) ; они же - славянские русалки; они же - греческие нимфы, родственные по происхождению музам (не с религиозно-мифологической т. з. - а по смыслу) ? Да, да - те самые, чьи раны заживали мгновенно, а жизнь длилась вечно?
Может ли быть замутнён родник, из которого пили сотни, тысячи странников? И если может - то долго ли быть ему замутнённым?

И Девственниц всевечных призываю, \ Эриний быстроногих, зрящих все\ Страданья смертных, - пусть они увидят, \ Как чрез Атридов жалко гибну я, \ И злейшей карой пусть настигнут их, \ Злодеев гнусных. Как самоубийцей\ 860 Кончаю жизнь от собственной руки, \ Пусть от руки родной они погибнут! Софокл. Перевод С. В. Шервинского АЯКС

«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом, \Поющая над старой звонкой лютней! \Я мог твоим быть другом и отцом... \Но я один. Нет в мире бесприютней! Иван Бунин 1912 Джордано Бруно

"...Кофточку оправя на груди,
Девушка ответила царю:
"Отойди, - я с милым говорю!
Батюшка, ты, лучше, отойди".

Любишь, так уж тут не до царей, -
Некогда беседовать с царями!
Иногда любовь горит скорей
Тонкой свечки в жарком божьем храме... "

".. не купальный костюм Иды Бартон смущал женщин, хотя они и убеждали себя, что дело именно в нем. Смущали их, скажем, ее ноги, или, вернее, вся она, нестерпимый блеск ее очаровательной, вызывающей женственности. Этот вызов безошибочно чувствовали и пожилые матроны, и дамы средних лет, и молодые девушки, оберегавшие от солнца свои слабенькие, затянутые жирком мышцы и тепличный цвет лица. Да, в ней был вызов, и угроза, и оскорбительное превосходство над всеми партнершами в той маленькой жизненной игре, которую они сами выдумали и вели с переменным успехом.
Но они этого не высказывали. Они не позволяли себе даже мысленно это признать. Они воображали, что все зло в купальном костюме, и осуждали его, словно не видя двух десятков женщин, одетых более смело, но не столь катастрофически красивых.
Если б можно было просеять психологию этих блюстительниц нравов сквозь мелкое сито, на дне его осталась бы завистливая, чисто женская мысль: «Нельзя допускать, чтобы такая красивая женщина выставляла напоказ свою красоту» .
Они ощущали это как несправедливость. Много ли у них остается шансов в борьбе за мужчин с появлением такой опасной соперницы?
И они были правы, ибо вот что сказал по этому поводу Стэнли Паттерсон своей жене, когда они, выкупавшись, лежали на песке у ручья, который Бартоны в эту минуту переходили вброд, чтобы попасть на пляж яхт-клуба.
– Господи боже, покровитель искусств и натурщиц! Нет, ты только посмотри, видала ты когда-нибудь женщину с такими изумительными ногами! До чего стройны и пропорциональны! Это ноги юноши. Я видел на ринге боксеров в легком весе с такими ногами. А вместе с тем это чисто женские ноги. Их всегда отличишь. Вон как выгнута передняя линия бедра. И сзади круглится ровно настолько, насколько нужно. А как эти две линии сходятся к колену, и какое колено! Просто руки чешутся, жалко глины нет.
– Колено просто замечательное, – подхватила его жена, не менее его увлеченная, ибо она тоже была скульптором. – Ты погляди, как суставы ходят под кожей. Просто счастье, что все это не залито жиром. – Она вздохнула, вспомнив о собственных коленях. – Вот где и пропорции, и красота, и грация. Тут действительно можно говорить об очаровании плоти. Интересно, кто она такая.
Стэнли Паттерсон, не сводя глаз с незнакомки, с жаром вел свою партию в семейном дуэте:
– Ты заметила, что у нее совсем нет мускульных подушек на внутренней стороне колена, от которых почти все женщины кажутся колченогими? Это ноги юноши, крепкие, уверенные…
– И в то же время ноги женщины, округлые и нежные, – поспешила дополнить его жена. – А взгляни, как она идет, Стэнли! Она ступает на носок и от этого кажется легкой, как перышко. С каждым шагом она чуть отделяется от земли, и кажется, что она поднимается все выше и выше и летит, либо сейчас взлетит…
Так восторгались Стэнли Паттерсон и его жена. Но они были люди искусства, а потому и глаза у них были непохожи на ту батарею глаз, под огонь которых Ида Бартон попала в следующую минуту, – глаз, нацеленных на нее с веранд яхт-клуба, где собрались главным образом не приезжие туристы, а спортсмены и гавайские старожилы. Но даже старожилки – и те ахнули.
– Это просто неприлично, – заявила своему мужу миссис Хенли Блек, расползшаяся сорокалетняя красавица, которая родилась на Гавайях и даже не слыхала об Остенде.
Хенли Блек окинул задумчивым, уничтожающим взором недопустимо бесформенную фигуру жены и ее допотопный купальный костюм, к которому не придрался бы даже пуританин из Новой Англии. Они были женаты так давно, что он уже мог высказываться откровенно.
– Сравнить вас, так это не ее, а твой костюм выглядит неприлично. Точно ты кутаешься в эти нелепые тряпки, чтобы скрыть какой-нибудь позорный изъян.
– Она несет свое тело, как испанская танцовщица, – сказала миссис Паттерсон мужу; в погоне за ускользающим видением они тоже перешли вброд через ручей.
– Верно, черт возьми, – подтвердил Стэнли Паттерсон. – Мне тоже вспомнилась Эстреллита.... " Дж. Лондон, "Прибой Канака".