И я в этом прошлом не слово, а прочерк:
У предков моих слишком яростный глаз,
А нос слишком длинный и в профиль, и в фас.. .
И предков моих на Сенатскую площадь Никто б не пустил под штандарт голубой.. .
(Нина Воронель)
Двадцатилетие назад, рецензируя рукопись Цетлина и предлагая "Советскому писателю" издать эти стихи, Александр Межиров писал о Цетлине: "Неподдельная страстность, способность глубоко чувствовать, пробуждая мыслью дремлющие глубины вещей, и есть, столь редкостная особенность его поэтического дара.
Конечно, истинный поэт, прежде всего, явление личности, но и явление истории.
Обе эти истины подтверждаются всем, что написал и продолжает писать Моисей Цетлин, наделённый внутренней синтезирующей силой, помогающей подняться над идеей раскола между искусством и жизнью и понять их как некое высшее единство".
Он испил всю чашу российского еврейства. Ребёнком видел свою бабушку с распоротым погромщиками животом и выколотыми глазами. В молодости-сын коммивояжёра - был лишён права учиться в вузе. А окончив, наконец, МГУ, с отличным дипломом, блестяще защитив диссертацию и получив звание доцента, оказался, в пору борьбы с космополитизмом, безработным. Не избежал доноса. Написал свой же студент. На допрос в органы пошёл, прихватив узелок с вещами. Но обошлось.
Шёл 1954-й год.
Насилие стучало в сердце этого доброго, снисходительного, любезного, сострадательного человека. Набатным максимализмом против уничтожения чего-либо живого, и самой малости, окрашен, к примеру, цетлинский "Декалог VI".
- Отец не позволял нанести и малый вред природе - вспоминала его дочь Елена Моисеевна -учёный-биолог.
Природы каждая деталь
Задумана, как совершенство,
Как тающая в дымке даль,
Как красота и как блаженство.
Спасет ли бренный мир она,
Как убеждал нас в "Идиоте"
Князь Мышкин, знает лишь страна,
Кончающая век в болоте.
Пронзителен ракурс деспотизма и в стихотворении, посвящённом вдове Михоэлса.
И там же-запредельность веры, фантастика возрождения "в холодном воздухе страны моей… жестокой, но любимой до конца".
Его отношение к миру было преимущественно эстетическим. Он ненавидел распад, мелкость души, "термидорианство", серую середину. В нём жила нескрываемая ненависть к торгашеству. Ему были омерзительны пляски безмозглых циников на гробах. Свойственно презрение ко всему, что не страсть и не рождено страстью. В его стихах явлен не только ум, одновременно глубокий и молниеносный - в них ощутима сила воли, воодушевления, которую трудно было бы предположить в этом больном старике. Такой человек не мог быть либералом. Цетлин, раздражённый никчёмностью "шестидесятников" всех веков, упрямо эстетизировал волевых "демиургов", деятелей, бестрепетно творивших историю, "земли притяженье насильем осилив". Пожалуй, в этой эстетике была доля фрондёрства, стремления одному … пойти наперекор … толпе.
Он высказывал противоречивые, взаимоисключающие взгляды, и одно его стихотворение было как бы направлено против другого. Так спорили сами с собой авторы средневековых теологических диалогов.
