
Литература
Ассоциации к картине Пикассо?

Голубь Мира
Война и мир, любовь и гнев,
Их совокупность и отличье.

Война и мир, любовь и гнев,
Их совокупность и отличье.

Книга Марка Гроссмана "Птица-Радость"... С детства любимая книжка о Шоколадке и не только о ней.. .
"La Paloma", латиноамериканская песня ( "О голубка моя... " ), часто звучит в фильмах про довоенную жизнь
Горлица русских сказок.. .
Голубка, с помощью которой герои Шелдона уворовали роскошный алмаз.. .
Голуби-курьеры английской секретной службы в романах Агаты Кристи про вторую мировую войну
"Любовь и голуби" - ну куда без них! ( "А голубям твоим я бошки-то поотрубала! " )
"Летите, голуби, летите! Для Вас нигде преграды нет... " - мое пионерское детство, песня по радио.. . Недавний эпизод про эту же песню в фильме "Принцесса на бобах" с Жигуновым
"La Paloma", латиноамериканская песня ( "О голубка моя... " ), часто звучит в фильмах про довоенную жизнь
Горлица русских сказок.. .
Голубка, с помощью которой герои Шелдона уворовали роскошный алмаз.. .
Голуби-курьеры английской секретной службы в романах Агаты Кристи про вторую мировую войну
"Любовь и голуби" - ну куда без них! ( "А голубям твоим я бошки-то поотрубала! " )
"Летите, голуби, летите! Для Вас нигде преграды нет... " - мое пионерское детство, песня по радио.. . Недавний эпизод про эту же песню в фильме "Принцесса на бобах" с Жигуновым
Этот великий человек (мне хочется сказать «человек» прежде, чем «ученый» , каковым он тоже является) восхищает меня (по моим, впрочем, весьма поверхностным о нем представлениям) тем, как чисто воплощено в нем познание. Конрад Лоренц, крупнейший представитель науки этологии как ветви экологии (экология и этология связаны между собою теснее, чем человеческие науки того же толка — экономика и этика…) , недавний нобелевский лауреат, поможет сейчас мне примером, которыми так бедны мои рассуждения…
В 1935 году он публикует небольшую статью о морали животных, поразительную по простоте и убедительности. Она опрокидывает с детства укоренившиеся в нас представления о «зверствах» зверей, представления, настолько бесспорные и очевидные, что как бы даже и банальные, вроде что море синее, а небо голубое, а полынь горькая, а волк серый. Если бы он доказал, что волк синий, едва ли это больше противоречило нашим представлениям. Не знаю, из каких книг или сказок, чтобы волки или львы перегрызли друг друга, но вдруг оказывается, что все эти «образы» зверей — в корне неверны, ничему не соответствуют и даже пошловаты. Лоренц строит свою статью с античной простотою, как Эзоп: «Однажды Ворон, Волк и Лев… » И впрямь и по размеру и по выпуклости это басня, только вот содержит в себе не аллегорию, а истину.
Лев, Волк, Ворон — вот три сильно вооруженных животных, то есть способных одним ударом поразить животное крупнее себя — отточенным безукоризненным боевым приемом: Лев ударом лапы ломает шейный позвонок быку, Волк клыком с разбегу в долю секунды вспарывает сонную артерию или брюшину, Ворон одним ударом клюва поражает животное размером с кошку. Лоренц доказывает, что никогда ни в коем случае эти звери не применят смертоносное свое оружие в отношении представителей своего вида — на такое действие у них наложен сильнейший моральный запрет. Как бы ни был азартен, страстен, оскорблен зверь, воюя за первое место со своим ближним, все ограничится обидными и болезненными ударами по губам, страшно демонстрируемыми намерениями — но не этим ударом. Поединок строго спортивен, причем правила соблюдают сами участники без вмешательства рефери. Никаких вам «ниже пояса» быть не может. Какая-нибудь из сторон достигает «убедительного преимущества» , и другая сторона сама признает себя побежденной, вставая в позу покорности, то есть подставляя для коронного смертельного удара самое уязвимое место, выставляя ахиллесову пяту. Бедный зверь! Как страшно ему должно быть и как унизительно, зажмурив глаза, ждать смерти… Но — бедный и победитель! — этого никогда не будет. Победитель будет кататься по траве, обиженно воя, остужая свой раскаленный добела пыл, пряча свое оружие… О, если бы побежденный трусливо бежал!. . Можно было бы истолковать это как нарушение и погнать его со своей территории, обидно докусывая на бегу. Но нет, этот сопляк, этот щенок, этот малахольный негодяй все стоит зажмурившись, отогнув шею, подставив соблазнительно пульсирующую сонную артерию своему врагу. И с этой покорной секунды моральный запрет включен на полную мощность; каждый получает свою кару: побежденный — за слабость, победитель — за благородство. Отметим, что оба профессиональные убийцы, для которых смерть и кровь как для нас труд и пот.
…Именно об этом и поведал мне доктор.
Беседа завела нас от моря в чащу. Ноги вязли в песке.
— Ну и чем все это кончается? — спросил я, и впрямь пораженный таким поворотом.
— А ничем, — сказал мой доктор. — Покатается, поваляется, порычит — и успокоится. Тогда побежденный тихо, не оглядываясь, уйдет с территории.
— С территории?
— Ну да. Я же вам говорил, что хищники имеют свои участки охоты со строгими границами…
— А…
Действительно, а… В этой крошечной статье Лоренца была еще и вторая за той половина. Поднявшись на вершину звериного благородства, он приоткрыл и бездну, симметричную ей. Нежнейшие из голубков, символ поцелуйной любви с пальмовой веточкой в клювике, никому не способные причинить зла,
В 1935 году он публикует небольшую статью о морали животных, поразительную по простоте и убедительности. Она опрокидывает с детства укоренившиеся в нас представления о «зверствах» зверей, представления, настолько бесспорные и очевидные, что как бы даже и банальные, вроде что море синее, а небо голубое, а полынь горькая, а волк серый. Если бы он доказал, что волк синий, едва ли это больше противоречило нашим представлениям. Не знаю, из каких книг или сказок, чтобы волки или львы перегрызли друг друга, но вдруг оказывается, что все эти «образы» зверей — в корне неверны, ничему не соответствуют и даже пошловаты. Лоренц строит свою статью с античной простотою, как Эзоп: «Однажды Ворон, Волк и Лев… » И впрямь и по размеру и по выпуклости это басня, только вот содержит в себе не аллегорию, а истину.
Лев, Волк, Ворон — вот три сильно вооруженных животных, то есть способных одним ударом поразить животное крупнее себя — отточенным безукоризненным боевым приемом: Лев ударом лапы ломает шейный позвонок быку, Волк клыком с разбегу в долю секунды вспарывает сонную артерию или брюшину, Ворон одним ударом клюва поражает животное размером с кошку. Лоренц доказывает, что никогда ни в коем случае эти звери не применят смертоносное свое оружие в отношении представителей своего вида — на такое действие у них наложен сильнейший моральный запрет. Как бы ни был азартен, страстен, оскорблен зверь, воюя за первое место со своим ближним, все ограничится обидными и болезненными ударами по губам, страшно демонстрируемыми намерениями — но не этим ударом. Поединок строго спортивен, причем правила соблюдают сами участники без вмешательства рефери. Никаких вам «ниже пояса» быть не может. Какая-нибудь из сторон достигает «убедительного преимущества» , и другая сторона сама признает себя побежденной, вставая в позу покорности, то есть подставляя для коронного смертельного удара самое уязвимое место, выставляя ахиллесову пяту. Бедный зверь! Как страшно ему должно быть и как унизительно, зажмурив глаза, ждать смерти… Но — бедный и победитель! — этого никогда не будет. Победитель будет кататься по траве, обиженно воя, остужая свой раскаленный добела пыл, пряча свое оружие… О, если бы побежденный трусливо бежал!. . Можно было бы истолковать это как нарушение и погнать его со своей территории, обидно докусывая на бегу. Но нет, этот сопляк, этот щенок, этот малахольный негодяй все стоит зажмурившись, отогнув шею, подставив соблазнительно пульсирующую сонную артерию своему врагу. И с этой покорной секунды моральный запрет включен на полную мощность; каждый получает свою кару: побежденный — за слабость, победитель — за благородство. Отметим, что оба профессиональные убийцы, для которых смерть и кровь как для нас труд и пот.
…Именно об этом и поведал мне доктор.
Беседа завела нас от моря в чащу. Ноги вязли в песке.
— Ну и чем все это кончается? — спросил я, и впрямь пораженный таким поворотом.
— А ничем, — сказал мой доктор. — Покатается, поваляется, порычит — и успокоится. Тогда побежденный тихо, не оглядываясь, уйдет с территории.
— С территории?
— Ну да. Я же вам говорил, что хищники имеют свои участки охоты со строгими границами…
— А…
Действительно, а… В этой крошечной статье Лоренца была еще и вторая за той половина. Поднявшись на вершину звериного благородства, он приоткрыл и бездну, симметричную ей. Нежнейшие из голубков, символ поцелуйной любви с пальмовой веточкой в клювике, никому не способные причинить зла,
Мир и покой
Белый голубь. Во гробу.
Что ты там делаешь?
Я понять не могу.
Как тебя занесло туда?
Каким ветром?
Показал всем судьбу.
Уж там- то на свете белом.
Все мир и покой обретут.
Что ты там делаешь?
Я понять не могу.
Как тебя занесло туда?
Каким ветром?
Показал всем судьбу.
Уж там- то на свете белом.
Все мир и покой обретут.
Тяжело оставаться белым, когда всё вокруг так черно.
Похожие вопросы
- Литер. ассоциации к картине Пикассо "Сон"?
- Ассоциации к картине Пикассо "Влюбленные"?
- Литер. ассоциации к картине Пикассо "Объятия"?
- Литер. ассоциации к картине Пикассо "Сцена корриды"?
- Литер. ассоциации к картине Пикассо "Алжирские женщины"?
- Ваши ассоциации к картине Пабло Пикассо?
- Литературные ассоциации к картине Казимира Малевича
- Литературные ассоциации к картине Ольги Розановой
- Юбилейный вопрос 1.Литературные ассоциации к картине Владимира Маковского? + +
- Юбилейный вопрос 2.Литературные ассоциации к картине Владимира Маковского? + +
— Головокружительная идея! — воскликнул я, подхватив то, что мне было в ней нужно. — Всю жизнь не терпел голубей.
— У вас нет никакого морального права их осуждать, — мрачно сказал доктор. — Они не подлежат нашей нравственной оценке.
Андрей Битов "Птицы, или новые сведения о человеке"