помогите пожалуйста найти ОЧЕНЬ ХОРОШИЕ стихотворения о ВОВ, такие, что задушу берут

Есть в стихотворении и такие строки. . .Жгущие сердце строфы. . .
Вот лежит истерзанная еврейка.
При ней ребенок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка,
Повязана маминым серым кашне.
Можно не слушать народных сказаний.
Не верить газетным столбцам.
Но я это видел своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут вот дарога,
А там вон загорье,
Меж ними вот этот ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе, без берегов. . .
Нет, об этом нельзя словами!
Тут надо рыдать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме,
В яме заржавленой от крови ребят. . .
Кто эти люди? - Бойцы?
- Нисколько. . .Может партизаны? - Нет. . .
Вот лежит лопоухий Колька,
Ему одиннадцать лет. . .
Тут вся родня его.
Хутор Веселый. Весь Мостовской - сто двадцать дворов. . .
Ближние станции, ближние села,
Все как заложники брошены в ров. . .
(Не помню автора, но я немного переделала его)

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

....

Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.

- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый.
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг приказ: 'Выступать вперед! '
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

2. С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и замен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы,
Мы со славой хотели жить.
Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав.
Белорусские хаты пели
О рязанских глухих садах.

3. Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб она тебя не ждала.

***
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943

Я помню в Вязьме старый дом.
Одну лишь ночь мы жили в нём.
Мы ели то, что бог послал,
И пили, что шофёр достал.
Мы уезжали в бой чуть свет.
Кто был в ту ночь, иных уж нет.
Но знаю я, что в смертный час
За тем столом он вспомнил нас.
В ту ночь, готовясь умирать,
Навек забыли мы, как лгать,
Как изменять, как быть скупым,
Как над добром дрожать своим.
Хлеб пополам, кров пополам —
Так жизнь в ту ночь открылась нам.
Я помню в Вязьме старый дом.
В день мира прах его с трудом
Найдём средь выжженных печей
И обгорелых кирпичей,
Но мы складчину соберём
И вновь построим этот дом,
С такой же печкой и столом
И накрест клееным стеклом.
Чтоб было в доме всё точь-в-точь
Как в ту нам памятную ночь.
И если кто-нибудь из нас
Рубашку другу не отдаст,
Хлеб не поделит пополам,
Солжёт, или изменит нам,
Иль, находясь в чинах больших,
Друзей забудет фронтовых,
Мы суд солдатский соберём
И в этот дом его сошлём.
Пусть посидит один в дому,
Как будто завтра в бой ему,
Как будто, если лжёт сейчас,
Он, может, лжёт в последний раз,
Как будто хлеба не даёт
Тому, кто к вечеру умрёт,
И палец подаёт тому,
Кто завтра жизнь спасёт ему.
Пусть вместо нас лишь горький стыд
Ночь за столом с ним просидит.
Мы, встретясь, по его глазам
Прочтём: он был иль не был там.
Коль не был, — значит, круг друзей,
На одного ещё тесней.
Но если был, мы ничего
Не спросим больше у него.
Он вновь по гроб нам будет мил,
Пусть честно скажет: — Я там был.
1943