Литература

Подскажите прозу русских писателей на конкурс чтецов Читаю я довольно не плохо, но идей нет никаких, пожалуйста, помогите

Первое описание Анны Карениной Толстым:
"...С привычным тактом светского человека,
по одному взгляду на
внешность этой дамы, Вронский определил ее принадлежность
к высшему свету.
Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал
необходимость еще раз взглянуть на нее — не потому,
что она была очень красива, не по тому изяществу и
скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре,
но потому, что в выражении миловидного лица, когда она
прошла мимо его, было что-то особенно ласковое и нежное.
Когда он оглянулся,
она тоже повернула голову.
Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц,
серые глаза дружелюбно, внимательно остановились
на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же
перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то.
В этом коротком взгляде Вронский успел заметить
сдержанную оживленность,
которая играла в ее лице и порхала между
блестящими глазами и чуть заметной улыбкой,
изгибавшею ее румяные губы.
Как будто избыток чего-то так переполнял
ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске
взгляда, то в улыбке.
Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился
против ее воли в чуть заметной улыбке. "
Часть I - Глава XVII - Глава XVIII ...
DZ
De Zi
63 816
Лучший ответ
(Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита», Глава 1)
Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.

– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Берлиоз.

– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.

– Ну, давайте, давайте, давайте!..

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…»

И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты черт! – воскликнул редактор, – ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было, – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.
Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повел речь, прерванную питьем абрикосовой.
Какой-нибудь рассказ Тэффи, любой выбирайте из тех, что до эмиграции. Например "Остров мертвых" или "Факир".
Паустовский - "Ручьи, где плещется форель".
Сигизмунд Кржижановский, "Игроки" -

Их было двое в нетопленой квадратной комнате дощатого дома, что у
заставы. Бухгалтер и поэт. На счётах нечего было считать. Разве что смену
правительства. Ещё вчера бухгалтер передвинул девятую белую костяшку справа
налево по стержню. Бумага расползалась листовками, приказами, воззваниями по
кирпичу и дереву стен и решительно отказывалась от каких-то там стихов.
Итак, оба были безработны. Деньги давно эмигрировали из их карманов и
превратились в хлеб и дрова, давно съеденный и давно сгоревшие. Два
человека, две лежанки, один стол, два табурета и одна трёпаная колода карт.
С утра до вечера поэт и бухгалтер играли в штосс. Изредка, чаще всего под
вечер, один из них отправлялся промыслить кусок хлеба или доску от забора на
растопку. Дело в том, что на двоих у них была одна пара сапог, постоянно
переходившая, в зависимости от расклада карт, с рук на руки. Точнее: с ног
на ноги.
Поэту не везло. Уже неделю он ходил в проигранном платье. Неполученный
аванс и посвящение к книжке "Сны замерзающего" тоже перешли в собственность
его партнёра. Но игроки продолжали играть.
В сущности, мир принадлежит всем, всё -- от звёзд до пылинок --
коллективная собственность человечества. Исходя из этой мысли, поэт -- это
было ещё вчера -- поставил на карту Полярную Звезду и начал метать. Увы, не
прошло и десяти секунд, как звезда была вписана в инвентарный список
бухгалтера. Таким же образом поэт проиграл Волосы Вероники, а затем сперва
Малую, а потом и Большую Медведицу.
Из-за Млечного Пути игроки не спали целую ночь. При свете коптилки они
яростно сражались до тех пор, лока звёздный путь не очутился в кармане
бухгалтера.
ДМ
Денис Мун
3 575