Подскажите, какую ПРОЗУ можно рассказать на конкурсе чтецов. !!!СРОЧНО!!! внеклассное чтение

А. Фадеев "Молодая гвардия"

…Мама, мама!
С того самого мгновения, как я стал сознавать себя, и до последней минуты,
как ты в изнеможении, тихо, в последний раз положила мне голову на грудь,
провожая в тяжелый путь жизни, я всегда помню руки твои в работе.
Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои простынки,
когда эти простынки были еще так малы, что походили не пеленки,
и помню, как ты в тулупчике, зимой, несла ведра в коромысле,
положив спереди на коромысло маленькую ручку в рукавичке,
сама такая маленькая и пушистая, как рукавичка.

Я помню, как незаметно могли руки твои вынуть занозу
из пальца у сына и как они мгновенно продевали нитку в иголку,
когда ты шила и пела – пела только для себя и для меня.
Потому что нет ничего на свете, чего бы ни сумели руки твои,
что было бы им не под силу, чего бы они не погнушались.

Но больше всего, на веки вечные запомнил я, как нежно гладили они,
руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные,
как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании
лежал в постели.
И когда бы я ни открыл глаза, ты была возле меня, и ночник
горел в комнате, ты глядела на меня своими запавшими очами,
будто из тьмы, сама вся тихая светлая, будто в ризах.
Я целую чистые, святые руки твои!

Оглянись и ты, юноша, мой друг, оглянись, как я, и скажи,
кого ты обижал в жизни больше, чем мать, - не от меня ли,
не от тебя, не от него, не от наших ли неудач, ошибок и
не от нашего ли горя седеют наши матери?
А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу
обернется все это у материнской могилы.

Мама, мама!.. Прости меня, потому что ты одна,
только ты одна на свете можешь прощать, положи на
голову руки, как в детстве, и прости…

Леонид Андреев "Митька на даче" Или Витька, в детстве читал, точно не помню, но произведение очень душещипательное

— «Я помню, что в детстве, каждый год, в период цветопада, в наш сад прилетали ангелы. Их привлекала эта белая метель осыпающихся соцветий.
Рано утром, когда еще держался упругий молочный туман, они появлялись из него в белых одеждах и отрешенно оправляли свои тугие крылья. Рассаживались по ветвям и, прислонив свои русые, курчавые головы к стволам деревьев, наблюдали за садом. И в этом белом-белом тумане, в белых-белых одеждах, в белом-белом саду их синие-синие, как воды холодного океана, глаза – пристально вглядывались в это безмолвное волшебство. Яблони осыпали свой цвет. Он падал, вращался и повторял изгибы ветра, меняя свой цвет на розовый, всякий раз, когда поворачивался белой плоскостью в сторону восходящего солнца.
Но чем выше поднималось солнце, чем быстрее таял туман, тем ангелы становились беспокойнее, — их крылья начинали вздрагивать. Слетая на землю, но, не касаясь ее, а лишь легонько сбивая босыми ногами искринки росы, они плыли обратно в туман, чтобы раствориться в нем и раствориться с ним. А когда солнце поднималось над горизонтом, на сочной зеленой траве, среди лепестков, оставался лишь пух от их тяжелых крыльев.
Но через год наш сад сгорел. И вскоре утром я увидела, как по черному пепелищу, среди обугленных стволов, ходил и плакал голубоглазый ангел. Он был один в один как ты, только с крыльями и бесприютным взглядом» — закончила она, вглядываясь в мои синие глаза, как будто, что-то припоминая. — «Ты не успел в туман?»
Первой же весной мы заложили на своем огороде яблоневый сад. И, взращивая его как любимое дитя, мы взращивали себя, чтобы быть достойными его будущего.