Волшебная кисть художницы Натальи Турс 10. Ваши литературные ассоциации к картине? +

Анна Скерццо
Амстердам

Моя несбывшаяся сказка,
Мой сероглазый Амстердам,
К тебе, что к чужакам неласков
Я возвращаюсь по следам,

Затем, чтоб снова любоваться
Амстелем, портом, мостовой,
Чтобы в трамвае номер двадцать
Проехаться по кольцевой,

Зайти в какую-то лавчонку,
Купить на счастье башмачки,
Почувствовать себя девчонкой
И снова потерять очки...

От вдохновения немея
Смотреть и ждать, когда - вот-вот
Домов архитектурный веер
В канал лениво опадет...

Велосипедная стоянка,
Ажурный пряничный вокзал,
Поток машин - и обезьянка
У входа в старый кинозал,

Тюльпаны расцветут в апреле
Как двести лет назад, и сто...
Свобода? Где она? В Амстеле?
На набережной? Под мостом?

Иду - усталая туристка,
Вдыхаю сигаретный дым,
Нет, ты тогда не стал мне близким,
Не стал понятным и родным...

Музей Рембрандта и Ван-Гога,
Дом Анны Франк, музей Тюссо...
Как мало... А казалось - много!
Казалось, что узнала - всё!

Я видела в церквях и в бирже
Одну лишь чопорную грусть...
Пообещай, что станешь ближе,
Когда я вновь к тебе вернусь!

Когда - несчастное созданье -
В твою вникая красоту,
Я вдруг пойму - я в Амстердаме!
И вдруг пойму свою мечту.

Мечту, где мой плавучий домик
На водной глади невесом,
В каналы тень свою уронит,
И город голову наклонит,
И нам приснится общий сон...
2001

О, тихий Амстердам,
С певучим перезвоном
Старинных колоколен!
Зачем я здесь, - не там,
Зачем уйти не волен,
О, тихий Амстердам,
К твоим церковным звонам,
К твоим, как бы усталым,
К твоим, как бы затонам,
Загрезившим каналам,
С безжизненным их лоном,
С закатом запоздалым,
И ласковым, и алым,
Горящим здесь и там,
По этим сонным водам,
По сумрачным мостам,
По окнам и по сводам
Домов и колоколен,
Где, преданный мечтам,
Какой-то призрак болен,
Упрек сдержать не волен,
Тоскует с долгим стоном,
И вечным перезвоном
Поет и здесь и там...
О, тихий Амстердам!
О, тихий Амстердам!

Бальмонт
-------------------------------------------------------

Ишимм

По мотивам музыкальной пьесы Эдди Келверта
«Тюльпаны из Амстердама»

Старый город в серебряно-лунном мерцании,
Дремлют окна домов, засыпают мосты.
Я приснился тебе, я сдержал обещание,
Посмотри же скорей, как танцуют цветы!

Мягким звёздным дождём на карнизы и крыши,
Под волшебные звуки волшебной трубы,
Те цветы упадут, как знамение свыше,
Как знамение свыше, как голос судьбы.

Будь смелее, будь смелее,
Подними свои ресницы.
Чуть быстрее, чуть быстрее,
Это нам с тобою снится.
Видишь, кружатся тюльпаны
И плывут над Амстердамом,
Лепестками, лепестками
Осыпая нас с тобой.
Будь смелее, будь смелее,
Я коснусь твоей руки.
Чуть быстрее, чуть быстрее
Закружились лепестки.

Это фея цветов подарила нам вечер,
Скоро сон улетит, дай же руку скорей!
Пусть тюльпаны пророчат нам новую встречу,
Пусть кружатся они всё быстрей и быстрей.

Гаснут звёзды на небе, бледнеет мерцание,
Просыпаются окна, зевнули мосты.
Ночь неслышно уходит, взгляни на прощанье,
Как красив Амстердам, как прекрасны цветы!

Будь смелее, будь смелее,
Подними свои ресницы.
Чуть быстрее, чуть быстрее,
Это нам с тобою снится.
Видишь, кружатся тюльпаны
И плывут над Амстердамом,
Лепестками, лепестками
Осыпая нас с тобой.
Будь смелее, будь смелее,
Я коснусь твоей руки.
Чуть быстрее, чуть быстрее
Закружились лепестки.

Когда-то, лет десять назад, мы впервые оказались за границей – в Амстердаме. Вышли из здания вокзала и увидели ряд старых домов над каналом – строй забулдыг, отбывающих пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Особо старые дома кренились набок, приваливаясь плечом к соседу и – как похмельные – норовили выпасть из строя мордой об мостовую.

Словом, мы влюбились навсегда в эти огромные окна, жадно ловящие скудный северный свет, в тревожную дрожь отражений в водах каналов, в выплывающие из окуляров удвоенных в воде мостов кораблики и лодки; мы влюбились в свою первую заграничную свободу, в свое безденежное безумие дорогих кофеен на улице Дамрак, и с тех пор хранили верность нашему странствию номер один, заруливая – по пути ли, семь верст ли киселя хлебать, – в этот город при первой же возможности.

Повесив голову прозрачную на грудь,
молчал в стакане белый гладиолус.
Он позабыл свое лицо и голос,
а в зеркало напротив не умел взглянуть.

Тюльпан, протяжно красный от страданья,
о Фландрии хранил в себе преданье
и, нежно задыхаясь от тоски,
сжимал в ладонях сумрачных виски.

Нарцисс, кавалергардский офицер,
раскинув руки, созерцал пространство.
Мундиром белым, тонкостью манер
он комнате напомнил иностранца.

А бравые казацкие гвоздики!
А розы в кринолинах золотых!
Здесь все толпятся, танцы многолики,
здесь бал, шептанье, листья и цветы...

Но синих нет. Лишь глупый василек
кружится под окном, как синий мотылек,
заглядывает и в гостей по-детски
бросает горсти синевы простецкой.

А запахи! О как медоточивы
пустые лопотанья лепестков,
поклонов хоровод неторопливый,
порхание надушенных платков.

От их соседства счастливы и немы,
мы не в себе, но знаем наперед,
как слабой болью горечь хризантемы
по сумрачному августу плывет.