Литер. ассоциации к картине Дали "Гибкие часы"?

Я вчера провожу тебя на вокзал.
Завтра поезд ушел в двенадцать.
Я сегодня мог бы тебе сказать:
Так ли нам это нужно - расстаться?
Время жаркой любви,
Время сладких тревог
Так вот, просто возьми и отрежь?..
Ветер поезду вслед вместе с пылью дорог
Бросил фантики наших надежд.
И ломаются стрелки вокзальных часов,
Цифры падают с белого круга,
Время то же для всех часовых поясов.
Ноль.
Скажи, мы любили друг друга?
И, спустя много лет, будто искры в воде,
Образ твой промелькнул в сознании.
Мы с тобой расставались,
Не помню, где…
Посредине Земли,
На Расстанной.

В. Высоцкий "Песня об обиженном времени"

Приподнимем занавес за краешек -
Такая старая, тяжёлая кулиса:
Вот какое время было раньше,
Такое ровное - взгляни, Алиса!

Но... плохо за часами наблюдали
Счастливые,
И нарочно Время замедляли
Трусливые,
Торопили Время, понукали
Крикливые,
Без причины Время убивали
Ленивые.

И колёса Времени
Стачивались в трении, -
Всё на свете портится от тренья...
И тогда обиделось Время -
И застыли маятники Времени.

И двенадцать в полночь не пробило,
Все ждали полдня, но опять не дождалися, -
Вот какое время наступило -
Такое нервное, - взгляни, Алиса!

И... на часы испуганно взглянули
Счастливые,
Жалобные песни затянули
Трусливые,
Рты свои огромные заткнули
Болтливые,
Хором зазевали и заснули
Ленивые...

Смажь колёса Времени -
Не для первой премии, -
Ему ведь очень больно от тренья!
Обижать не следует Время, -
Плохо и тоскливо жить без Времени.

Приподнимем занавес за краешек -
Такая старая, тяжелая кулиса:
Вот какое время было раньше,
Такое ровное - взгляни, Алиса!

Но... плохо за часами наблюдали
Счастливые,
И нарочно Время замедляли
Трусливые,
Торопили Время, понукали
Крикливые,
Без причины Время убивали
Ленивые.

И колеса Времени
Стачивались в трении, -
Все на свете портится от тренья...
И тогда обиделось Время -
И застыли маятники Времени.

И двенадцать в полночь не пробило,
Все ждали полдня, но опять не дождалися, -
Вот какое время наступило -
Такое нервное, - взгляни, Алиса!

И... на часы испуганно взглянули
Счастливые,
Жалобные песни затянули
Трусливые,
Рты свои огромные заткнули
Болтливые,
Хором зазевали и заснули
Ленивые...

Смажь колеса Времени -
Не для первой премии, -
Ему ведь очень больно от трения!
Обижать не следует Время, -
Плохо и тоскливо жить без Времени.

В. Фёдоров

А я когда-то думал,
Что седые
Не любят,
Не тоскуют,
Не грустят.

Я думал, что седые,
Как святые,
На женщин
И на девушек глядят.

Что кровь седых,
Гудевшая разбойно,
Как речка,
Напоившая луга,
Уже течет
И плавно
И спокойно,
Не подмывая
В страсти берега.

Нет,
У седой реки
Все то же буйство,
Все та же быстрина
И глубина...
О, как меня подводит седина,
Не избавляя
От земного чувства!

Вячеслав Иванов

Великое бессмертья хочет,
А малое себе не прочит
Ни долгой памяти в роду,
Ни слав на Божием суду, -
Иное вымолит спасенье
От беспощадного конца:
Случайной ласки воскресенье,
Улыбки милого лица.

"Тайна семи циферблатов" Агаты Кристи и "Чисто английское убийство" Сирила Хэйра - в обоих случаях время в романах течет "неправильно", совсем как у Дали)))

Д. Макдональд "Девушка, золотые часы и.. всё остальное" и одноимённый фильм.

"...Вчера вечером они ушли около девяти, и мы с Хадлстоном решили встретить их. Ну вот, мы вошли — накануне я купил отмычку — и стали ждать. У нас были пистолеты. Я приготовил шприц.
Они явились около полуночи весьма оживленные. Как только они оказались в номере, мы вошли к ним с пистолетами в руках. Ну вот скажите, Фред, при таком раскладе могло случиться что-то непредвиденное? Я ведь осторожный человек. Но ведь случилось! Можете мне поверить — впрочем, иного вам и не остается. Они подскочили от неожиданности и уставились на нас, а потом стали вести себя так, будто это величайшая шутка в мире. Я немного испугался, вспомнив, что в Сан-Паулу было примерно так же. А Хадлстон позеленел. Я сказал, что если они будут сотрудничать, никто не пострадает Этот Кирби Уинтер — а он на вид очень мягкий человек — печально покачал головой и, глядя на меня, сказал, что, в общем-то, после Сан-Паулу мы могли бы все понять и отстать от них. А раз не отстали, значит, они выразили свою точку зрения недостаточно ясно. Хадлстон посоветовал ему заткнуться. Я направился к ним со шприцем, собираясь первым уколоть Кирби. Фред, я был очень осторожен. Вдруг шприц исчез. Я замер, глядя на свою пустую руку. Кирби Уинтер и эта девица улыбались.
Я посмотрел на Хадлстона. Фред, клянусь, за это мгновение он успел снять с себя все до последней нитки, на талии у него был широкий голубой пояс, завязанный бантом, а на груди написано помадой: «Сюрприз!» Помня о Сан-Паулу, я решил, что если события станут развиваться не в ту сторону, я восстановлю равновесие, прострелив Кирби Уинтеру ногу. Как вы знаете, я стреляю хорошо, и я бы в него попал, вероятно, только вот когда я собрался стрелять, в руке у меня вместо пистолета был пульверизатор с духами. Да… я смотрел на Кирби Уинтера, Фред… и вдруг в то же самое мгновение я оказался в лифте, а двери закрывались. Вместе со мной были лифтер, три пожилые туристки и Хадлстон. Двери закрылись, мы поехали вниз. Женщины начали кричать и падать в обморок. Черт знает что было в этом лифте, Фред. На мне, как и на Хадлстоне, остался только пояс. А на груди у меня красовалась надпись: «Прощай, друг!» И мы оба были обриты, Фред, и облиты духами. Перепуганный лифтер довез нас до главного фойе и открыл дверь. ..
Я попытался рассмотреть все происшедшее не предвзято. Проще всего было бы сказать, что это гипноз. Но, Фред, я думаю, что это обычная старомодная магия, о который мы читали в детстве. А почему нет? В самом деле?
... Если это не магия, Фред, то что же это? Какое-то изобретение, которое они так используют?... "

Давно уже я привык укладываться рано. Иной раз, едва лишь гасла свеча, глаза мои закрывались так быстро, что я не успевал сказать себе: «Я засыпаю». А через полчаса просыпался от мысли, что пора спать; мне казалось, что книга все еще у меня в руках и мне нужно положить ее и потушить свет; во сне я продолжал думать о прочитанном, но мои думы принимали довольно странное направление: я воображал себя тем, о чем говорилось в книге, – церковью, квартетом, соперничеством Франциска 1 и Карла V1. Это наваждение длилось несколько секунд после того, как я просыпался; оно не возмущало моего сознания – оно чешуей покрывало мне глаза и мешало им удостовериться, что свеча не горит. Затем оно становилось смутным, как воспоминание о прежней жизни после метемпсихоза; сюжет книги отделялся от меня, я волен был связать или не связать себя с ним; вслед за тем ко мне возвращалось зрение, и, к своему изумлению, я убеждался, что вокруг меня темнота, мягкая и успокоительная для глаз и, быть может, еще более успокоительная для ума, которому она представлялась, как нечто необъяснимое, непонятное, как нечто действительно темное. Я спрашивал себя, который теперь может быть час; я слышал свистки паровозов: они раздавались то издали, то вблизи, подобно пению птицы в лесу; по ним можно было определить расстояние, они вызывали в моем воображении простор пустынных полей, спешащего на станцию путника и тропинку, запечатлеющуюся в его памяти благодаря волнению, которое он испытывает и при виде незнакомых мест, и потому, что он действует сейчас необычно, потому что он все еще припоминает в ночной тишине недавний разговор, прощанье под чужой лампой и утешает себя мыслью о скором возвращении.
Я слегка прикасался щеками к ласковым щекам подушки, таким же свежим и пухлым, как щеки нашего детства. Я чиркал спичкой и смотрел на часы. Скоро полночь.
...
Вокруг спящего человека протянута нить часов, чередой располагаются года и миры. Пробуждаясь, он инстинктивно сверяется с ними, мгновенно в них вычитывает, в каком месте земного шара он находится, сколько времени прошло до его пробуждения. однако ряды их могут смешаться, расстроиться. Если он внезапно уснет под утро, после бессонницы, читая книгу, в непривычной для него позе, то ему достаточно протянуть руку, чтобы остановить солнце и обратить его вспять; в первую минуту он не поймет, который час, ему покажется, будто он только что лег. Если же он задремлет в еще менее естественном, совсем уже необычном положении, например, сидя в кресле после обеда, то сошедшие со своих орбит миры перемешаются окончательно, волшебное кресло с невероятной быстротой понесет его через время, через пространство, и как только он разомкнет веки, ему почудится, будто он лег несколько месяцев тому назад и в других краях.