Литература
Приведите, пожалуйста, качественный отрывок из любого произведения в
художественной литературе с богатым событийным рядом (то есть не просто описание природы или мебельной обстановки), где автор преднамеренно НЕ влезает в голову персонажам, хотя они являются главными. НИКАКИМ образом. То есть идет описание только их действий, слов и внешнего проявления эмоций.
Отрывок из книги Э. М. Ремарка "На Западном фронте без перемен"
Шквальный огонь. Заградительный огонь.
Огневые завесы. Мины. Газы. Танки.
Пулемёты. Ручные гранаты.
Всё это слова, слова, но за ними стоят все ужасы,
которые переживает человечество.
Наши лица покрылись коростой, в наших мыслях царит хаос,
мы смертельно устали; когда начинается атака,
многих приходится бить кулаком, чтобы заставить их
проснуться и пойти вместе со всеми; глаза воспалены,
руки расцарапаны, коленки стёрты в кровь, локти разбиты.
Сколько времени прошло?
Что это — недели, месяцы, годы? Это всего лишь дни.
Время уходит, — мы видим это, глядя на бледные,
бескровные лица умирающих; мы закладываем в себя пищу,
бегаем, швыряем гранаты, стреляем, убиваем, лежим
на земле; мы обессилели и отупели, и нас поддерживает
только мысль о том, что вокруг есть ещё более слабые,
ещё более отупевшие, ещё более беспомощные,
которые, широко раскрыв глаза, смотрят на нас,
как на богов, потому что нам иногда удаётся избежать смерти.
В те немногие часы, когда на фронте спокойно,
мы обучаем их: "Смотри, видишь дрыгалку?
Это мина, она летит сюда!
Лежи спокойно, она упадёт вон там,
дальше. А вот если она идёт так, тогда драпай!
От неё можно убежать".
Мы учили их улавливать жужжание мелких калибров,
этих коварных штуковин, которых почти не слышно;
новобранцы должны так изощрить свой слух,
чтобы распознавать что эти снаряды опаснее
крупнокалиберных, которые можно услышать издалека.
Мы оказываем им, как надо укрываться от аэропланов,
как притвориться убитым, когда противник ворвался
в твой окоп, как надо взводить ручные гранаты,
чтобы они взрывались за секунду до падения.
Мы учим новобранцев падать с быстротой молнии в воронку,
спасаясь от снарядов ударного действия, мы показываем,
как можно связкой гранат разворотить окоп,
мы объясняем разницу в скорости горения запала у
наших гранат и у гранат противника.
Мы обращаем их внимание на то, какой звук издают
химические снаряды, и обучаем их всем уловкам, с
помощью которых они могут спастись от смерти.
Они слушают наши объяснения, они вообще послушные
ребята, но когда дело доходит до боя, они волнуются и
от волнения почти всегда делают как раз не то, что нужно.
Хайе Вестхуса выносят из-под огня с разорванной спиной;
при каждом вдохе видно, как в глубине раны работают лёгкие.
Я ещё успеваю проститься с ним.
- Всё кончено, Пауль, — со стоном говорит он и кусает себе
руки от боли.
Мы видим людей, которые ещё живы, хотя у них нет головы;
мы видим солдат, которые бегут, хотя у них срезаны обеступни;
они ковыляют на своих обрубках с торчащими осколками
костей до близжайшей воронки; один ефрейтор ползёт
два километра на руках, волоча за собой перебитые ноги;
другой идёт на перевязочный пункт, прижимая руками к
животу расползающиеся кишки; мы видим людей без губ,
без нижней челюсти, без лица; мы подбираем солдата,
который в течении двух часов прижимал зубами артерию
на своей руке, чтобы не истечь кровью; восходит солнце,
проходит ночь, снаряды свистят, жизнь кончена.
Зато нам удалось удержать изрытый клочок земли,
который мы обороняли против превосходящих сил
противника; мы отдали лишь несколько сот метров.
Но на каждый метр приходится один убитый.
Шквальный огонь. Заградительный огонь.
Огневые завесы. Мины. Газы. Танки.
Пулемёты. Ручные гранаты.
Всё это слова, слова, но за ними стоят все ужасы,
которые переживает человечество.
Наши лица покрылись коростой, в наших мыслях царит хаос,
мы смертельно устали; когда начинается атака,
многих приходится бить кулаком, чтобы заставить их
проснуться и пойти вместе со всеми; глаза воспалены,
руки расцарапаны, коленки стёрты в кровь, локти разбиты.
Сколько времени прошло?
Что это — недели, месяцы, годы? Это всего лишь дни.
Время уходит, — мы видим это, глядя на бледные,
бескровные лица умирающих; мы закладываем в себя пищу,
бегаем, швыряем гранаты, стреляем, убиваем, лежим
на земле; мы обессилели и отупели, и нас поддерживает
только мысль о том, что вокруг есть ещё более слабые,
ещё более отупевшие, ещё более беспомощные,
которые, широко раскрыв глаза, смотрят на нас,
как на богов, потому что нам иногда удаётся избежать смерти.
В те немногие часы, когда на фронте спокойно,
мы обучаем их: "Смотри, видишь дрыгалку?
Это мина, она летит сюда!
Лежи спокойно, она упадёт вон там,
дальше. А вот если она идёт так, тогда драпай!
От неё можно убежать".
Мы учили их улавливать жужжание мелких калибров,
этих коварных штуковин, которых почти не слышно;
новобранцы должны так изощрить свой слух,
чтобы распознавать что эти снаряды опаснее
крупнокалиберных, которые можно услышать издалека.
Мы оказываем им, как надо укрываться от аэропланов,
как притвориться убитым, когда противник ворвался
в твой окоп, как надо взводить ручные гранаты,
чтобы они взрывались за секунду до падения.
Мы учим новобранцев падать с быстротой молнии в воронку,
спасаясь от снарядов ударного действия, мы показываем,
как можно связкой гранат разворотить окоп,
мы объясняем разницу в скорости горения запала у
наших гранат и у гранат противника.
Мы обращаем их внимание на то, какой звук издают
химические снаряды, и обучаем их всем уловкам, с
помощью которых они могут спастись от смерти.
Они слушают наши объяснения, они вообще послушные
ребята, но когда дело доходит до боя, они волнуются и
от волнения почти всегда делают как раз не то, что нужно.
Хайе Вестхуса выносят из-под огня с разорванной спиной;
при каждом вдохе видно, как в глубине раны работают лёгкие.
Я ещё успеваю проститься с ним.
- Всё кончено, Пауль, — со стоном говорит он и кусает себе
руки от боли.
Мы видим людей, которые ещё живы, хотя у них нет головы;
мы видим солдат, которые бегут, хотя у них срезаны обеступни;
они ковыляют на своих обрубках с торчащими осколками
костей до близжайшей воронки; один ефрейтор ползёт
два километра на руках, волоча за собой перебитые ноги;
другой идёт на перевязочный пункт, прижимая руками к
животу расползающиеся кишки; мы видим людей без губ,
без нижней челюсти, без лица; мы подбираем солдата,
который в течении двух часов прижимал зубами артерию
на своей руке, чтобы не истечь кровью; восходит солнце,
проходит ночь, снаряды свистят, жизнь кончена.
Зато нам удалось удержать изрытый клочок земли,
который мы обороняли против превосходящих сил
противника; мы отдали лишь несколько сот метров.
Но на каждый метр приходится один убитый.
Юрий Мельник
Это вообще не то) Это от первого лица, оно априори рассказывает все.
Получите распишитесь
Поезд в ад- Это расказ сам по себе не большой но очень содержательный
https://www.youtube.com/watch?v=5kK4zGWuvCw&t=3s
Поезд в ад- Это расказ сам по себе не большой но очень содержательный
https://www.youtube.com/watch?v=5kK4zGWuvCw&t=3s
Юрий Мельник
пасиб, это не то, что мне нужно. это не внешнее беспристрастное поветсвование
Полки ряды свои сомкнули.
В кустах рассыпались стрелки.
Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твердостью своею
Ее стремление крепит.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там,
Но явно счастье боевое
Служить уж начинает нам.
Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины;
Сдается пылкой Шлипенбах.
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
В кустах рассыпались стрелки.
Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твердостью своею
Ее стремление крепит.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там,
Но явно счастье боевое
Служить уж начинает нам.
Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины;
Сдается пылкой Шлипенбах.
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
Юрий Мельник
Спасибо вам, Роман. Забыла упомянуть, что ищу прозу. с вот этой точкой зрения - бихевиористское повествование (или третье лицо внешнее). Там нет "мы". Только Он, Она, Они.
Похожие вопросы
- Помогите пожалуйста! Нужен отрывок из любого произведения, не очень большой! заранее спасибо!!!
- Нужен отрывок из любого произведения Василия Аксенова!
- Отрывок из любого произведения или спектакля с одним действующим лицом, чтобы его обыграть ОДНОМУ на 10-15 минут.
- Здравствуйте. Помогите, пожалуйста, выбрать отрывок из прозаического произведения рус. или заруб. авторов.
- Подскажите, пожалуйста, какой отрывок из текста произведения "12 стульев" смешной?
- Нужен отрывок об одиночестве из любого произведения
- Приведите пожалуйста отрывки из произведений о вкусной пище или о том как кто-то аппетитно ест.
- Посоветуйте грустное произведение. Нужен отрывок из любого грустного и серьезного произведения. Обязательно проза.
- Здравствуйте, прошу, срочно подскажите какой нибудь отрывок из классического произведения где нет мужчин? Для постановки.
- отрывок из литературного произведения, в котором есть спор.