«Но слаще средь ночных забав напев Торкватовых октав…»: сегодня 475 лет со дня рождения поэта Торквато ТАССО (1544—1595)

Торквато Тассо прославился поэмой "Освобожденный Иерусалим",посвященный одному из походов крестоносцев для освобождения гроба господня. Изумительная по красочности событий, блестящая по стихотворной технике, она была воспринята народом как своего рода национальный эпос.

Евгений Онегин
Глава I

Строфа ХLVIII
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит.
Все было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые,
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая...
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!

А. С. Пушкин

Торквадо Тассо "Освобожденный Иерусалим"

ПЕСНЯ ПЕРВАЯ

Пою борьбу святую и борца,
Исторгшего из плена Гроб Господень.
И мужество, и храбрость, и терпенье
Явил он в славных подвигах своих.
Напрасно на него и Ад кромешный,
И Азия, и Африка восстали:
Хранимый Небом, под святые стяги
Собрал он вновь рассеянных собратьев.

О Муза! Ты, что лавром преходящим
Себя не величаешь, но живешь
Среди небесных клиров на Олимпе,
Венчанная бессмертными звездами,
Зажги, о Муза! творческое пламя
В моей груди; прости меня, коль правду
Украшу я цветами и в стихах
К твоим еще свои прибавлю чары.

Ты знаешь, как спешат упиться люди
Парнасской ложью; знаешь ты, как правда,
Прикрытая поэзией, способна
Повелевать мятежными сердцами.
Так подслащаем мы края посуды
С лекарством для недужного ребенка;
Обманутый, целительную горечь
Глотает он и остается жив...

Пер. В. С. Лихачева, 1910

ИСТОЧНИК СМЕХА
Отрывок из Тассова Иерусалима

...Так в облаке росы встает
Румяная денница;
Так вышла в первый раз из вод
Любви и нег Царица:
Так пред очами пришлецов
Из тока дева встала;
Так влага с шелковых власов
Кристальная сбегала.
Она бросает взор к брегам,
Как будто бы без цели;
Там витязи, и - перст к устам, -
Ланиты покраснели.

И торопливою рукой
Прядь кудрей развязала, -
Она с главы златой волной
На пенны груди пала.
О сколько прелестей в сей час
Сокрыло кудрей злато!
О сколько неги вдруг у глаз
Разнеженных отъято!
Она сквозь воду, сквозь власы
Проглянула стыдливо,
И новы расцвели красы
В тени власов ревнивой...

Пер. С. Е. Раича, 1826

Аминта: Пастораль

Раз с Филлидой
И Сильвией сидел я в тени бука,
Как вдруг пчела, что около кружилась,
Мед собирая на лугах цветущих,
К Филлиде подлетев, ее в щеку
Ужалила, обманутая сходством
Щеки румяной с розой. Боль укуса
Не вытерпев, заплакала Филлида;
Но Сильвия прекрасная моя
Сказала ей: "Филлида, успокойся!
Боль раны маленькой уйму я мигом
Словами чудодейственными. Их
Мне мудрая Арэция открыла,
Что подарила в знак расположенья
Мне этот, в золотой оправе, рог".
Приблизив с этими словами губы
К ужаленной щеке, она чуть слышно
Какой-то заговор произнесла;
И, силою ли чародейных слов
Иль уст прелестных, сразу боль утихла.
Но в этот миг я, жаждавший дотоле
Лишь блеска нежного очей прекрасной,
Лишь звука голоса ее, нежнее
Журчанья ручейка между камней,
Нежнее шелеста листвы под ветром,
Почувствовал тут новое желанье -
К ее устам прижать свои. Однако,
Не знаю почему, вдруг став хитрей
Обыкновенного (так мощь Амура
Ум изощряет), я обман замыслил,
При помощи которого бы мог
То утолить желанье. Сделав вид,
Что в нижнюю губу и я укушен,
На злую боль я жаловаться начал,
И сладкого лекарства, о котором
Просить не смел язык, просили взоры...

Пер. М. Столярова, М. Эйхенгольца

Торрисмондо: трагедия

...Подобно горному, быстрому потоку,
подобно зарнице,
вспыхнувшей в ясных ночных небесах,
подобно ветерку или дыму,
или подобно стремительной стреле
проносится наша слава;
всякая почесть похожа на хрупкий цветок!
На что надеешься, чего ждешь ты сегодня?
После триумфа и пальмовых ветвей
одно только осталось душе -
печаль и жалобы, и слезные пени.
Что мне в дружбе, что мне в любви?
О слезы! О горе!
---
Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг -
Язык бессмысленный, язык солёно-сладкий
И звуков стакнутых прелестные двойчатки, -
Боюсь раскрыть ножом двустворчатый жемчуг!

Осип Мандельштам, 1933