Бронзовые кудри, обрамлявшие бледное лицо, четко очерченные губы, чуть прихрамывающая походка – так описала свой облик в телефонном разговоре с издателем художественного журнала "Аполлон" Сергеем Маковским таинственная 18-летняя испанка Черубина де Габриак.
В 1909 году она отправила ему несколько писем со своими стихами. Написаны они были изящным почерком на бумаге, пропитанной духами. Листки были проложены бутонами засушенных цветов. Обратного адреса поэтесса не оставила. Издателю удалось выяснить лишь то, что она ревностная католичка, которая получила строгое воспитание в монастыре. Маковской был пленен таинственной талантливой иностранкой, чьи стихи пришлись по вкусу читателям. Заинтригованы были и коллеги Маковского.
Под маской томной католички скрывалась 22-летняя Елизавета Дмитриева, дочь учителя чистописания и акушерки. Несмотря на плохое здоровье, Лиля была очень настойчивой и упорной девушкой. Она окончила с золотой медалью Василеостровскую гимназию, продолжила обучение в Императорском женском педагогическом институте. Жажда знаний даже заставила ее поехать учиться в Сорбонну, но Елизавета быстро разочаровалась в этой затеи и вернулась на родину. Правда, там произошло важное в ее жизни событие - знакомство с поэтом Николаем Гумилевым. По мнению, некоторых литературоведов, с ним ее связывали дружеские отношения, другие утверждали, что это было нечто большее. В 1909 году в Крыму Дмитриева познакомилась с Максимилианом Волошиным, под очарование которого попала. Именно Волошину принадлежала идея создания образа Черубины. Непростые отношения между Гумилевым и Волошиным даже привели к дуэли. Как-то Волошин прилюдно дал пощечину Гумилеву. Вызов на поединок произошел тут же. Дуэль состоялась в Новой Деревне. К счастью, никто в результате этого не пострадал. Вскоре после дуэли тайна Черубины была раскрыта. Скандал, разразившийся вокруг ее имени, ранил Дмитриеву, которая на долгое время покинула литературные круги.
Сияли облака оттенка роз и чая,
Спустилась мягко шаль с усталого плеча
На влажный шелк травы, склонившись у ключа,
Всю нить моей мечты до боли истончая,
Читала я одна, часов не замечая.
А солнце пламенем последнего луча
Огнисто-яркий сноп рубинов расточа,
Спустилось, заревом осенний день венчая.
И пела нежные и тонкие слова
Мне снова каждая поблекшая страница,
В тумане вечера воссоздавая лица
Тех, чьих венков уж нет, но чья любовь жива...
И для меня одной звучали в старом парке
Сонеты строгие Ронсара и Петрарки.
---
Цветы живут в людских сердцах;
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.
Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек-мимоз,
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.
В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.
Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.
Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.
---
Я венки тебе часто плету
Из пахучей и ласковой мяты,
Из травинок, что ветром примяты,
И из каперсов в белом цвету.
Но сама я закрыла дороги,
На которых бы встретилась ты...
И в руках моих, полных тревоги,
Умирают и блекнут цветы.
Кто-то отнял любимые лики
И безумьем сдавил мне виски.
Но никто не отнимет тоски
О могиле моей Вероники.
---
С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.
Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба...
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.
Но спят в угаснувших веках
Все те, кто были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.
И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?
А у поэтесс всегда только одна тема - любовь. Это мужики пишут о политике, о природе, об идеалах, о будущем, о куче всего, короче. А женщины исключительно о любовях. Именно поэтому практически нет женщин-философов и очень мало женщин-ученых.