Кобзев выдвинул предположение о том, что автором «Слова» был сам князь Игорь. Кроме того, поэт был сторонником подлинности Влесовой книги, он занимался её поэтическим переложением.
Коль ты примешь, князь, христианский лад,
К нам на Русь, говорю заранее:
Вороньём церковники налетят,
Навезут «святое писание».
Хоть писание это «святым» зовут,
Трудно книгу сыскать развратнее.
В ней и ложь, и грязь, и постыдный блуд,
И вражда, и измена братняя.
Здесь розы есть, как сладкий мед,
С цветными лепестками,
Есть розы хрупкие, как лед,
И яркие, как пламя.
Есть розы белые, как снег,
Крученые, как вьюга,
Есть розы с именем "Артек",
"Веснянка" и "Подруга".
Старик садовник входит в сад,
Весь день мудрит, как химик,
И розы льют свой аромат
Под пальцами сухими.
Он может, завязав глаза,
Без всякой гордой позы,
Легко по запаху сказать,
Какого сорта роза.
Но как-то раз заметил он
Двух молодых рабочих:
Парнишка, видно, был влюблен,
А девушка не очень.
Старик подумал: "Молодежь!
Небось страдать не сладко?"
Он взял кривой садовый нож
С дубовой рукояткой
И срезал розу словно мед!
С густыми лепестками,
И розу хрупкую, как лед.
И яркую, как пламя.
Он подал в руки им букет
И отошел в сторонку,
И теплый, нежный-нежный свет
Возник в глазах девчонки.
А парень сразу стал смелей
И ростом стал повыше,
И что-то стало им ясней,
И руки сдвинулись тесней,
И плечи стали ближе…
Садовник был заметно горд,
Смотрел на них с участьем,
И новый свой душистый сорт
Решил назвать он "Счастье".
-
В весеннем городе, в весеннем шуме мая,
Когда все небо – как зеленый светофор,
Вы часто слышите на скверах и в трамваях
Смешной и несерьезный разговор…
Все эти речи очень бестолковы.
О чем они? Да просто ни о чем.
О том, что у сирени цвет лиловый,
Что грустно врозь и весело вдвоем.
Там счет ведут веснушкам и ресницам,
Какую-то бессмыслицу плетут.
Со стороны посмотришь: точно птицы
Не знают сами, что они поют…
А все ж мне жаль тех умниц, для которых
Все это чепуха и ерунда,
Кто этих несерьезных разговоров
Вести уже не будет никогда…
-
Среди Москвы стоит забор.
Грозясь стальными стрелами,
И там, вся в бликах, как фарфор.
Гуляет лебедь белая.
Плывет меж лилий без труда
Вода не заволнуется!
И в чистом зеркале пруда
Сама собой любуется...
Мне кажется, пока средь вод
Скользит она в сиянии,
У диких тигров спор идет
Из-за ее внимания.
И хитрых замыслов полны,
Взирая с возвышения,
Хотят прельстить ее слоны
Высоким положением.
Жираф ей машет, обнаглев
Беда с таким верзилою!,
И рыкает надменный лев:
Возьму красотку силою!
Мне очень страшно иногда:
А вдруг и вправду станется
Твоя лебяжья красота
Такому льву достанется?
-
Был май заманчивый и шустрый,
Он всем влюбленным помогал,
И он серебряные люстры
В вечернем небе зажигал.
Кругом цвели иван-да-марья.
В аллеях пели соловьи.
И все Сокольники в тумане
Преображались в сад любви.
И сам я с лучшей из девчонок
Шепча ей что-то невпопад,
В дыму сиреней и черемух.
Бывало, крался в этот сад.
Когда ж домой мы возвращались.
Увившись запахом полян,
Мы, словно пьяные, шатались.
Топча сиреневый туман.
И друг от друга пряча взоры,
Боясь и вовсе захмелеть,
Вели пустые разговоры,
Чтобы смущенье одолеть...
А что тогда меж нами было?
Какие дивные дела?
Все голубая мгла укрыла
И в даль седую унесла…
-
Мне нравится эта девушка
С мечтательными очами.
Ах, что ты, Луна, с ней делаешь
Сияющими ночами?
Все в ней - такое лунное
И так мало земного,
Странная вся и струнная,
Страшно ей молвить слово.
Радостными сказаниями
Полна ее голова,
Сладостными азалиями
Пахнут ее слова.
Руки такие узкие.
Голос немножко грустный.
Только всегда о музыке,
О Моцарте, об искусстве…
А хорошо б, наверное,
Шепнуть ей что-то такое:
Грешное, откровенное,
Солнечное, земное!
-
Долго море выло, свирепея,
Оглушало штормом и войной.
А потом меня, как Одиссея,
Выбросило на берег волной.
А кругом весна цвела без края.
Рядом было мирное жилье.
Дочь царя, царевна Навзикая,
Вышла к морю полоскать белье.
Перед ней, худой и бородатый,
Спал я на горячих голышах,
И бурунов буйные раскаты
Все еще рвались в моих ушах.
А когда я наконец проснулся,
Луч рассвета плыл по небесам.
И мой взгляд нежданно прикоснулся
К девичьим внимательным глазам.
Я забыл все горести, все боли.
Помню только: от горячей соли
Чуть горчили губы у нее.