«Московский май», «Шпага чести», «Радонежье», «Гусляры», «Витязи», «Дума о России», «Иван-озеро» и других книг – какие из них вы читали? В чём, по-вашему, особенности его поэтического стиля?
Что более всего запомнилось, понравилось из его творчества? (2–3 примера)
Литература
Участник войны, поэт, публицист Игорь КОБЗЕВ (19.08.1924―1986) ― автор ряда сборников: «Прямые пути», «Первая встреча»,
В весеннем городе,
В весеннем шуме мая,
Когда все небо – как зеленый светофор,
Вы часто слышите на скверах и в трамваях
Смешной и несерьезный разговор…
Все эти речи очень бестолковы.
О чем они? Да просто ни о чем.
О том, что у сирени цвет лиловый,
Что грустно врозь и весело вдвоем.
Там счет ведут веснушкам и ресницам,
Какую-то бессмыслицу плетут.
Со стороны посмотришь: точно птицы –
Не знают сами, что они поют…
А все ж мне жаль тех умниц, для которых
Все это – чепуха и ерунда,
Кто этих несерьезных разговоров
Вести уже не будет никогда…
Воспоминанье
Скупыми днями поздней осени
Я вспоминаю все светлей:
Как мы с тобой на горном озере
Из рук кормили лебедей...
Не разобрать: в воде ли, в небе ли,
На фоне отраженных гор,
Как стебли трав, качались лебеди.
Как белый шелковый узор.
Курчавый пар вздымался клубами,
А птицы плыли по волнам;
Они пластмассовыми клювами
Доверчиво тянулись к нам.
Какая грусть была в их трепете?
Какая тайна красоты?
Нам что-то лепетали лебеди,
Чего не знали я и ты.
Облака
На старой скамейке бульвара
Я часто любимую ждал
И очень подолгу, бывало,
Игру облаков наблюдал...
Прикрывшись от солнца ладонью,
Я видел вверху чудеса:
И мчались там белые кони.
И белые шли паруса.
Узоры фантазии древней
Там были в порядке вещей:
Там гнался за юной царевной
Коварный и старый Кощей.
Но с белыми перьями витязь
Навстречу ему выезжал
И, с юной царевной увидясь,
Из плена ее выручал...
Конечно, тем витязем смелым
Я сам был в мечтаньях своих.
А в жизни я был неумелым.
Врага своего не настиг.
И наших свиданий развязка
От счастья была далека,
Как эта волшебная сказка,
Как белые те облака...
Весенние заботы
На снегу узорчатые тени
Цвета сине-розовой сирени.
Каждая просохшая тропинка
Пахнет, словно сдобная тартинка.
Тут бы петь лирические ноты! –
Но ведь сколько у весны заботы…
Надо каждой травке ухитриться
Платье сшить из шелка иль из ситца.
Надо суриком подкрасить крыши,
Поменять все старые афиши;
Просушить дороги полевые,
Подогреть под солнцем яровые;
А еще в тревожной этой шири
Надо позаботиться о мире,
Чтобы дым пожаров и набегов
Не попортил тоненьких побегов!..
Деревья
В пониманье загадки древней
Смысла жизни, ее глубин,
Больше всех повезло деревьям:
Мудрым кленам, кустам рябин...
Ни пронырливый зверь, ни птица,
Ни заносчивый род людской
Даже в малости не сравнится
С той раздумчивостью лесной.
Чтоб постичь разговор созвездий.
Шепот ветра, вселенский гул.
Надо строго застыть на месте.
Как торжественный караул:
Никаких вольготных мечтаний!
Никакой пустой суеты!—
Только шорох незримых тканей!
Только вечный блеск красоты!..
Скрипка
Хотелось деревцу расти,
Шуметь зелеными ветвями,
Весною празднично цвести,
Зимой аукаться с ветрами…
Но вышла скверная пора:
Отхороводило, отпело:
Не переспорив топора,
Оно прощально проскрипело!
У человека этот скрип
На миг в глазах зажег улыбку.
Он придал дереву изгиб.
Приладил гриф и сделал скрипку.
И звуком чистым как хрусталь
Подобный плачущему богу,
Он стал вещать свою печаль,
Свою сердечную тревогу.
Всех лучше скрипка знает грусть
Глухие, темные порывы,
Подробно помнит наизусть
Все неутешные мотивы…
Но ты на скрипку не гляди
Как на наемную плакушу:
То грустный лес в ее груди
Свою выплакивает душу!
Град Китеж
Лесное озеро... Закат...
Волна кувшинки колыхает...
И вдруг незримый Китеж-град
Сквозь рябь и ряску проступает...
И чудится меж тростников
Червонный блеск церквей богатых,
Верхи посадских теремов,
Коньки на княжеских палатах.
И память сквозь мираж и явь
Уводит в те года крутые,
Где встал заслоном Светлый Яр
На кочевой тропе Батыя.
И кажется: озерный челн
Похож на древние уструги,
И брызжет звон чешуйных волн,
Как звон застежек на кольчуге...
В весеннем шуме мая,
Когда все небо – как зеленый светофор,
Вы часто слышите на скверах и в трамваях
Смешной и несерьезный разговор…
Все эти речи очень бестолковы.
О чем они? Да просто ни о чем.
О том, что у сирени цвет лиловый,
Что грустно врозь и весело вдвоем.
Там счет ведут веснушкам и ресницам,
Какую-то бессмыслицу плетут.
Со стороны посмотришь: точно птицы –
Не знают сами, что они поют…
А все ж мне жаль тех умниц, для которых
Все это – чепуха и ерунда,
Кто этих несерьезных разговоров
Вести уже не будет никогда…
Воспоминанье
Скупыми днями поздней осени
Я вспоминаю все светлей:
Как мы с тобой на горном озере
Из рук кормили лебедей...
Не разобрать: в воде ли, в небе ли,
На фоне отраженных гор,
Как стебли трав, качались лебеди.
Как белый шелковый узор.
Курчавый пар вздымался клубами,
А птицы плыли по волнам;
Они пластмассовыми клювами
Доверчиво тянулись к нам.
Какая грусть была в их трепете?
Какая тайна красоты?
Нам что-то лепетали лебеди,
Чего не знали я и ты.
Облака
На старой скамейке бульвара
Я часто любимую ждал
И очень подолгу, бывало,
Игру облаков наблюдал...
Прикрывшись от солнца ладонью,
Я видел вверху чудеса:
И мчались там белые кони.
И белые шли паруса.
Узоры фантазии древней
Там были в порядке вещей:
Там гнался за юной царевной
Коварный и старый Кощей.
Но с белыми перьями витязь
Навстречу ему выезжал
И, с юной царевной увидясь,
Из плена ее выручал...
Конечно, тем витязем смелым
Я сам был в мечтаньях своих.
А в жизни я был неумелым.
Врага своего не настиг.
И наших свиданий развязка
От счастья была далека,
Как эта волшебная сказка,
Как белые те облака...
Весенние заботы
На снегу узорчатые тени
Цвета сине-розовой сирени.
Каждая просохшая тропинка
Пахнет, словно сдобная тартинка.
Тут бы петь лирические ноты! –
Но ведь сколько у весны заботы…
Надо каждой травке ухитриться
Платье сшить из шелка иль из ситца.
Надо суриком подкрасить крыши,
Поменять все старые афиши;
Просушить дороги полевые,
Подогреть под солнцем яровые;
А еще в тревожной этой шири
Надо позаботиться о мире,
Чтобы дым пожаров и набегов
Не попортил тоненьких побегов!..
Деревья
В пониманье загадки древней
Смысла жизни, ее глубин,
Больше всех повезло деревьям:
Мудрым кленам, кустам рябин...
Ни пронырливый зверь, ни птица,
Ни заносчивый род людской
Даже в малости не сравнится
С той раздумчивостью лесной.
Чтоб постичь разговор созвездий.
Шепот ветра, вселенский гул.
Надо строго застыть на месте.
Как торжественный караул:
Никаких вольготных мечтаний!
Никакой пустой суеты!—
Только шорох незримых тканей!
Только вечный блеск красоты!..
Скрипка
Хотелось деревцу расти,
Шуметь зелеными ветвями,
Весною празднично цвести,
Зимой аукаться с ветрами…
Но вышла скверная пора:
Отхороводило, отпело:
Не переспорив топора,
Оно прощально проскрипело!
У человека этот скрип
На миг в глазах зажег улыбку.
Он придал дереву изгиб.
Приладил гриф и сделал скрипку.
И звуком чистым как хрусталь
Подобный плачущему богу,
Он стал вещать свою печаль,
Свою сердечную тревогу.
Всех лучше скрипка знает грусть
Глухие, темные порывы,
Подробно помнит наизусть
Все неутешные мотивы…
Но ты на скрипку не гляди
Как на наемную плакушу:
То грустный лес в ее груди
Свою выплакивает душу!
Град Китеж
Лесное озеро... Закат...
Волна кувшинки колыхает...
И вдруг незримый Китеж-град
Сквозь рябь и ряску проступает...
И чудится меж тростников
Червонный блеск церквей богатых,
Верхи посадских теремов,
Коньки на княжеских палатах.
И память сквозь мираж и явь
Уводит в те года крутые,
Где встал заслоном Светлый Яр
На кочевой тропе Батыя.
И кажется: озерный челн
Похож на древние уструги,
И брызжет звон чешуйных волн,
Как звон застежек на кольчуге...
Игорь Кобзев был известным как автор острых эпиграмм. После публикации Е. А. Евтушенко в газете Известия: "Моя фамилия Россия, а Евтушенко — псевдоним!" — Игорь Иванович Кобзев написал эпиграмму, получившую широкий резонанс в литературных кругах того времени:
Залив вином глаза косые,
он рёк, тщеславием томим,
моя фамилия rоссия,
а Евтушенко — псевдоним.
Здесь явно виден лишний градус,
давай всерьёз поговорим.
Твоя фамилия, брат, — Гангнус,
а Евтушенко — псевдоним.
Залив вином глаза косые,
он рёк, тщеславием томим,
моя фамилия rоссия,
а Евтушенко — псевдоним.
Здесь явно виден лишний градус,
давай всерьёз поговорим.
Твоя фамилия, брат, — Гангнус,
а Евтушенко — псевдоним.
Хватит насиловать мне мой мозг
Похожие вопросы
- Участник войны, поэт, переводчик Яков БЕЛИНСКИЙ (1.5.1909—1988) — автор 10 сборников стихов, в их числе: «Бой и любовь»,
- Участник войны, поэт, прозаик Борис БОРИН (23 мая 1923—1984) — автор книг, сборников: «Разведка боем», «Связной», «Эхо»,
- Поэт, публицист Геннадий СУХОРУЧЕНКО (5 сентября 1934—2000) — автор ряда поэтических сборников: «Люблю, когда нелегко…»,
- Участник войны, поэт, журналист Семён ГУДЗЕНКО (5 марта 1922–1953) — автор поэмы о солдатских буднях «Дальний гарнизон»,
- Участник войны, легендарный разведчик Георгий БРЯНЦЕВ (19.05.1904—1960), автор книг «Следы на снегу», «По тонкому льду»,
- Ветеран войны, поэт, переводчик Александр РЕВИЧ (2.11.1921—2012) — автор поэтических сборников: «А в небе ангелы летят»,
- Поэт, переводчик Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ (19 апреля 1934—2008) —автор книг, сборников стихов: «Багульник», «Вековая дорога»,
- Участник войны, поэт, прозаик Сергей БАРУЗДИН (22.7.1926—1991) —автор многих книг для взрослых и детей: «Пора листопада»,
- Участник войны, поэт–сатирик Семён ПИВОВАРОВ (28.8.1923—2014) — автор стиха-афоризма: «Улыбка — она и пароль, и магнит,
- к 100-летию участника войны, поэта, драматурга Мустая КАРИМА (20.10.1919—2005), автора более 100 книг поэзии и прозы,