К 90-летию писателя Бориса КЛИМЫЧЕВА (1.06.1930—2013): какие из его книг вам знакомы: «Маркиз де Томск», «Ребро Адама»,

Помню, в коридорах исполкома
Пахло как-то странно, незнакомо:
Жженым сургучом и желтым коском,
И немножко - литерным киоском.
Я туда являлся спозаранку,
Я влезал на лестницу-стремянку.
Удивлял начальников степенных
Тем, что знал секрет часов настенных.
Я их регулировал, чтоб были
Те часы исправны, громко били,
Чтобы время правильно считали.
Чтоб не забежали, не отстали.
Секретарша чай несла морковный
И вздыхала:
- Мальчик малокровный...
Пил я чай и на часы косился,
Механизм в них сильно износился.
Маятник все взад-вперед летает,
Он минуты, он года считает.
Надо, чтоб часы исправны были,
Чтобы час Победы нам пробили.
Только б невзначай часы не стали.
Я ведь знал, что есть "усталость стали",
Главная пружина не сломалась!
До Победы мало так осталось.
Заклинал часы я силой взгляда
И они старались. Шли как надо.

Вальс

Лишь рояль взмахнет крылом,
По старинному паркету
В майский вечер напролом
Школьный вальс помчится в лето.
- Пригласить нельзя ли вас
В ту страну, где цвет сирени:
Умоляю, я сейчас
Даже встану на колени...
А она в ответ - молчок,
Лишь слегка поправит косу,
Кружевной воротничок,
Да украдкой глянет косо.
Ну а вечер, как назло,
Мчится, мчится ближе к ночи,
И рояль закрыл крыло
И уже звучать не хочет.
И рассыплет за исток
Стукоток по тротуарам,
И тогда - кому мосток,
А кому - скамья над яром.
---
Тебе я вербу возле речки рвал,
Я в нежных почках
столько видел смысла!
Когда несла ты ведра, ревновал -
Что плечи обнимает коромысло.
От солнца заслонясь,
Глядел в лицо.
И думал, негодуя и печалясь:
Ну как же смеет дерзкое кольцо
Сжимать твой тонкий
Безымянный палец!

Звезды

Стоят обелиски в заснеженном парке.
Когда навещаю их вечером поздним,
Мне кажется: плавятся пламенем жарким
Железные пятиконечные звезды.
По снежным наметам бреду к обелискам,
Полой обметаю холодные камни.
Железные звезды пылают так близко,
Что я их невольно касаюсь руками.
Домой возвратясь, раскрывая тетради,
Я думаю вновь о героях безвестных.
Они умирали грядущего ради,
Им место навеки в легендах и песнях.
Они ведь причастны к тому, что сегодня
Ракетные вспышки прорезали воздух.
Им - полураздетым, усталым, голодным -
В те годы, я верю, мечталось о звездах.
И пусть они в битвах безвременно пали,
И сон их хранят молчаливые камни, -
Их внуки штурмуют межзвестные дали,
Касаются звезд отдаленных руками.

Юкка

Забуду город, полуночный сад,
Забуду и большие звезды юга,
Но вспомню вновь, как много лет назад
Ты привела меня к растенью юкка.
Ты привела.
И ты была права:
В названье этом нежность есть и мука.
Густела ночь.
Сырой была трава
И странный запах рассыпала юкка.
Что знали мы тогда?
И я, и ты?
Но в аромате чудилась разлука.
Цветут ли нынче вещие цветы -
Растения
С названьем странным - юкка?

Когда замолчала валторна

Должно быть, он музыку очень любил:
Бывало, на ключ запершись в комнатушке,
Валторну он брал и подолгу трубил
На горе соседке, ворчливой старушке.
Нередко в сердцах называла она
Его - инквизитором, музыку - казнью.
Поскольку порой нам нужна тишина,
Весь дом валторниста встречал неприязнью.
...Печальный оркестр старика провожал,
Блестящие трубы бубнили минорно,
Трубач, навсегда замолчавший, лежал,
В чулане, средь хлама, валялась валторна.
И звездно, и тихо,
И можно бы спать.
А мы все о нем вспоминали несмело.
Мы были бы счастливы,
Если б опять
Валторна у нас за стеною запела.

Примета.

Бросали гривенники в море
Под шум прибоя, птичий гам.
Мы их бросали, чтобы вскоре
Вернуться к этим берегам.
Монета медленно тонула,
Сверкала искоркой на дне,
А с моря свежестью тянуло
И мчался глиссер по волне.
Расстанемся, уедем вскоре,
А дни, как спицы в колесе,
Бросают все монеты в море,
Да возвращаются не все.
И ночь была. У парапета
Был теплоход, как глыба льда.
И прямо в море, как монета,
Скользила по небу звезда.
Был тихий смех, был говор нежный...
Как заплатить, какой ценой,
Чтоб я сюда вернулся прежний
И чтоб не стала ты иной.
Но будущее - как в тумане.
Чернели лавры вдалеке,
Ракушки брякали в кармане
И жегся гривенник в руке.

Плата.

За все платить приходится на свете:
За то, что нет детей, за то, что -дети.
За то, что некрасив и что - красавец,
За то, что рыцарь ты и что - мерзавец.
Кому завидовать? Мальку? Гиганту?
Или бездарности, или таланту?
Малек не сможет с хищной рыбой биться,
Зато легко в любой щели укрыться.
Мышей боится слон-гигант до дрожи,
Он за свою огромность платит тоже.

Зеркала.
Лишь прикоснулся - сразу сердце сжалось.
Когда-то, глядя в это вот стекло,
В театр готовясь, мама наряжалась,
И сквозь расческу золото текло.
Видало зеркало мой чубчик и веснушки,
Отца видало с пенным помазком,
Старинной мебели резные завитушки
И дверь с тяжелым кованым крючком.
Те отраженья навсегда уплыли,
Отец погиб, и матери уж нет.
Чужие люди мебель раскупили,
И чуб мой вылез весь с теченьем лет.
Лишь зеркало почти не потускнело,
Наверно, из особого стекла,
Блестит себе, и что ему за дело,
Какая жизнь с ним рядом протекла?
Но где-то в сердце зеркало иное,
И в ней отец мой вовсе не убит,
В расческе льется золото льняное,
И тихо мебель старая скрипит.

«Корона скифа» - лучший роман на эту тему