Как др. греки называли дом, на стенах

топор по гречески ,,лабис,, знаменитый дворец-лабиринт на о. Крит
Артуру Эвансу было почти сорок лет, когда он, уже мастистый ученый, оксфордский профессор, знаток древнеегипетской письменности, в 1900 году прибыл на Крит, чтобы решить одну малозначительную проблему, связанную с чтением некоторых иероглифов. В первый же день пребывания на острове он посетил развалины города Кносс. Невдалеке от руин, относящихся к античному времени, он увидел земляные бугры, таившие в себе, как подсказали Эвансу опыт и интуиция археолога, остатки древних строений. Дела призывали Эванса в Лондон, но результаты раскопок – даже в том импровизированном виде, в каком их удалось организовать без подготовки – заинтересовали ученого, и через год он вернулся. Вернулся и провел на Крите почти безвыездно четверть века, ибо поверил – и настолько, что заявил об этом публично, что открытое здание – это развалины легендарного Лабиринта.
Зданию, казалось, не будет конца. Все новые и новые стены вырастали из-под земли, образуя причудливые переходы, сложную систему комнат, залов, внутренних двориков, световых колодцев, кладовых, и нельзя было предсказать даже приблизительно, что откроет следующий взмах лопаты и когда же и где наружные стены замкнут этот дворец-город. Древнейшие ростки этой цивилизации прослежены на рубеже IV-III тысячелетий до нашей эры, когда на Крите появляется множество крупных поселений. Примерно в XXII веке до нашей эры поселения становятся городами. Наиболее могущественным из них становится Кносс – город на северном побережье острова. Именно в это время были заложены первые камни легендарного лабиринта – и отныне почти на тысячелетие вся судьба Крита и большей части материковой Греции оказалась связанной с историей и судьбой этого гигантского дворца.
Тринадцать столетий строился Лабиринт – столько же, сколько существовала минойская цивилизация. Коридоры и переходы кносского дворца изогнуты, перспективу их невозможно охватить взглядом с одного места - она открывается только в движении, как лента времени, которую она изображает. Здесь нет привычных дворцовых анфилад – комнат и залов, нанизанных на единую ось. Помещения дворца как будто бы заходят друг за друга, и взгляду каждый раз открываются все новые и новые неожиданные пространственные формы.
Лабиринт и снаружи нельзя воспринять сразу, окинув одним взглядом – «движение» его внешних стен было столь же прихотливо, как и во внутренних покоях. К тому же он не был отгорожен от города стенами или пустотой дворцовой площади – он являлся продолжением сплетения его кривых улиц.
Стены залов дворца были покрыты великолепными фресками, краски которых дошли до наших дней яркими и свежими. Среди многочисленных фресок, скульптур, рельефов, изображающих то учтивые беседы изящных женщин и мужчин, то диких животных и птиц, то морских животных - китов и дельфинов, один образ встречается с удивительным постоянством. Бык изображался в скульптурах и фресках, на сосудах, кольцах и в мелкой пластике, на изделиях из слоновой кости и глины, золота, серебра и бронзы. Сосуды для церемониальных возлияний изготавливались в виде бычьих рогов, и алтари украшались жертвенными рогами. А на одной из стен дворца археологи увидели фреску: две девушки и юноша играют с быком – юноша, на мгновение опередив его движение, опершись на его рога, делает стойку над его головойКогда Эванса спросили, почему он почти сразу, не колеблясь, заявил о том, что открыл дворец Минотавра, хотя фактов, подтверждающих его версию, еще не было, тот ответил: «Я поверил в ариаднину нить истории - мифы» . Ему возразили: «Но ведь они слишком красивы, чтобы показаться истиной?» . Тогда Эванс сказал: «Любой самый красивый узор на ковре вышит обычной нитью, скрученной из овечьей шерсти. Так говорят на Крите. Я забыл про фантастические узоры и увидел нить, скрученную из фактов