Мне нужно стих, который начинается со слов: "Военнопленный, острою киркою, мёрзлую землю роет с трудом... "о военнопленном

А в поисковиках тебя забанили?

да

«Лунная соната»
Военнопленный острой киркою мёрзлую землю роет с трудом.
Стоит ли греть работой такою руки, которые станут льдом?

Пальцами этими он когда-то звуки из клавиш исторгал,
И очищала души соната, и замирал взволнованный зал.

Руки натружены, через силу, муки скрывая от вражьих глаз,
Роет он собственную могилу – враг расстреляет его сейчас.

Остановился. Мотив знакомый стал он насвистывать, чуть дыша,
Словно помчалась к родному дому тропкой из звуков его душа.
Проигрыш.

Слушает свист офицер немецкий, быстро подходит – мрачен и строг:
«Что ты свистишь тут, солдат советский, где ты услышать такое мог?»

Это – начало «Лунной сонаты»… «Чья она?», - спрашивает фашист.
Губы военнопленного сжаты: «Это – Бетховен, я – пианист…»

«Ты пианист?» Офицер угрюмо смотрит на комья мёртвой земли.
Ночь опускается и, подумав, проговорил офицер: «Пошли».

Еле влача усталые ноги, пленный плетётся, за пленным – враг.
Долго идут они длинной дорогой, вот перед ними глухой овраг.

Чувствует пленный смерть за плечами, окаменелый выстрела ждёт,
Глядя на звёзд холодное пламя, на бесконечный небесный свод.

Страшно молчание, воздух зловещий призрачно сер, снег захрустел,
И обернулся на шорох пленный – прочь удаляется офицер.

Не обернувшись медленным шагом, ушёл с поникшей головой.
Солдат стоял над седым оврагом от воскрешения сам не свой.

Проигрыш.

Годы промчались. Концерт в Берлине, и смуглолицый наш пианист,
Слушает музыку на чужбине, голос рояля прозрачно чист.

Песня без слов одиноко плачет – Кто в ней тоскует? О ком? О чем?
Вздрогнул Кавказец: «Что это значит?» Тот, кто играет, ему знаком.

Вспомнилась ночь над седым оврагом, вспомнил он, вспомнил он сам не свой,
Как удаляется медленным шагом немец с поникшею головой.

Впору заплакать былому солдату, но вот он сам на сцену идет
И начинает играть сонату, ту, от которой растаял лёд,
Ту, напоённую лунным светом, ту, от которой распалась мгла,
И немцу, быть может главное в этом?, быть человеком тогда помогла.
Проигрыш:

Горец играет, глаз не спуская, с немца, сидящего перед ним.
Звуки, как лунная ширь морская, немец не верит глазам своим...

Вот перешел артист с аллегретто – Он и Бетховен сейчас одно,
Сердце огнём красоты согрето, мыслью высокой окрылено.

Музыка льётся, души тревожит, горец взглянул с улыбкою в зал,
И улыбнулся Берлинец тоже – вспомнил он, вспомнил его, узнал!

Замерли звуки «Лунной сонаты», кончилось музыки волшебство,
Обнял кавказец немца, как брата, обнял … и не сказал ничего.

Только бывший военнопленный, тот, кто таким хладнокровным был,
В ночь, когда той зимой незабвенной острой киркою могилу рыл,

Здесь в белоснежном концертном зале, где окружали его друзья,
Тот, кто пред смертью был твёрже стали, молча заплакал, слёз не тая.

Паруир Микоилян