В чем раскаивался РАСКОЛЬНИКОВ перед преступлением, в романе "Преступление и наказание"?

"И хотя бы судьба послала ему раскаяние - жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы - ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении".

"Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал...
Внутренне Раскольников все-таки не осудил себя. Он покаялся, но не раскаялся . Ни его собственная совесть, ни христианские доводы Сонечки, ни вдруг понятая им идея страдания - ни один из этих доводов не стал для Раскольникова , оказывается, ни непредусмотренным, ни решающим; ни один из них не вышел за рамки тех аргументов, которые ни были бы заранее предусмотрены его изощренным, "как бритва", сознанием. Раскольников страдает не потому, что убил, а потому, что он не может после этого убийства жить. Он именно не раскаивается , а судорожно ищет пути, которые помогли бы ему вернуть утраченное психическое равновесие. И если бы кто другой, например, Свидригайлов, смог убедительно доказать, что его спасение в новом убийстве, Раскольников скорее всего совершил бы и его - слишком невыносимы его душевные муки. Он, кстати, и идет однажды к Свидригайлову, и идет именно за "указанием", за "выходом", другое дело, что Свидригайлов, как и Соня, ничего такого, что бы облегчило его мучения, предложить не может. В конце концов, исчерпав в борьбе с ненавистным, но по-прежнему загадочным "ощущением" все свои силы, Раскольников покоряется требованию Сони, но так и не переживает очищающего катарсиса. И на каторге лишь подтверждается его безрадостная уверенность в том, что признание в убийстве ничего не изменит в его душевном состоянии и не принесет ему никакого облегчения.