О ком (от чего) болит твоё сердце?

Обо всём и обо всех... И как оно ещё держится, сердце? Но, держится неплохо. Правда глаза подводят иногда (слёзы текут). Стесняюсь этого, а что поделаешь? Но не жалею об этой "восприимчивости мира". Считаю, что так и надо жить.

предвестником огорчений любого - подорожание молочки... сердце так и болит, и ноет

ну, сколько уже можно? СМИ выдало сегодня такое решение в сторону народа со значком

МИНУС

Переживаю за сына ( из-за отсутствия у него личной жизни, и, как следствие, семьи), из-за проблем со здоровьем у мужа

Стараюсь защищать свое сердце от боли за кого - то или за что -то. Оно у меня одно и может е выдержать.

О Боге Небесном.

Если смотреть на объекты издалека, они кажутся то комками холодной грязи, то прозрачной слизи. Бесчувственные, выкрашенные в чувственность, выпрямленные и бугристые, посторонние и практически потусторонние, с шлагбаумами в голове и выстреливающими зонтиками в мыслях, порой они - самодвижущиеся пианино, гуляющие стулья, на них нельзя ни сыграть, ни присесть. Часто они стряхивают меня, я превращаюсь в пыль и оседаю сединами напряженного тишиной пространства. Они не способны к бескорыстной героической смерти, их любовь не содержит даже одной пипетки слёз, это булыжники-скалолазы, силами Кориолиса поднимающиеся вверх по склонам. Им не бывает больно, и они не способны ни умирать, ни жить. При одной только мысли о сближении с объектами мне хочется вынуть мысль пинцетом и стерилизовать входное отверстие раны. Я не могу понять, откуда во мне не отводящая глаз смотрящая в шахту колодца душа, и почему ведро до краев стекающих слез и всхлипывающего ворота полно глубоководной обиды? Меня пронизывает как скелет налетевший миф, я называю его «слишком поздно». Меня еще никто не тронул, а я уже готов плакать навзрыд.

Вы из какого полка, товарищ? Из полка разгромленных громовержцев. Мне так больно, что на меня даже больно смотреть, я действую на людей как совесть. Кстати, было бы неплохо, если бы ты мне помог. Хорошо, я тебя изучу. Для начала тебя надо взвесить. Нехорошо измерять вес безменом. Мультипликационные шприцы выслали птиц на плац подтягивать штаны плисовым генералам. Жребий брошен и Майкрософт поднимает флаг из морской майки мальчугана из Мичигана. Есть два способа обращаться с больными местами: первый – вылечить, второй – не трогать и забыть, где болело, и никогда не вспоминать, никогда. Не выходить за периметр, бежать скороходом, разъединяться и уединяться. Выздоровел охотник, лазавший за словом в карман. Ласточка прыгает бутербродом в окладный бассейн полный окольной воды. Наступает резкое похолодание. Разолью в бокалы застойное вино Бурбулиса, и буду купаться в настое святых гиацинтов.

Роту прекрасных девушек стрекают установкой на деньги и каждая превращается в рыскающую рысь. Свиное ухо Павленского пришито к землеройке, идущей в комплекте с батарейками. Новые виды искусства лезут в историю нагишом. Билетов больше не будет, палладий лежит на ладони, и мы верим в его черное пламя. Глядя на раскаленные двери вольфрамовой ФСБ, мы домысливаем ад и чертей, клубящихся в фантасмагориях дыма и Гофмана. Слепой ловец покемонов осеменяет маленьких девочек над рожью в пропасти. Крупный пенопластовый снег из помпонов, каждый на полкило, осветил нам уголок у подъезда, где робот-девушка из робота-юноши, а робот-юноша из робота-девушки высасывают ртами либидо, связанные замыканием проводов искрящего в цирке ЮНЕСКО.

Послезавтра наступит после завтрака динозавров и бульдозерного старания. Все пассажиры на остановке держат равнение на автобус. Они сосут его взглядами и высасывают из дали. Соколовский делает руками волну и высоко поднимает ноги, у него отрастают погоны как стрекозиные крылья. Вчера Астарта заказала ему бифштекс из юношеских простат. Мяукающий якут встречает персик заснеженной тундры с оптимизмом истинного магистра, истратившего серебряный доллар на мороженое с алмазной крошкой и золотой нитью. За плечами – молчание. Наша ошибка заключается в преизбыточном очеловечивании людей. Большинство из них как планеты вращаются вокруг разума, освещаются разумом и даже купаются в разуме, но ни фига не разумы. В результате незаконных порубок данного рассуждения Клинт Иствуд, как истинный лесоруб, привносит клинья печали и высыпает в рояль искусств.

о людях... они не рождаются глупыми и злыми. они ими становятся, и этот закон роя паразитов им нравится... бесполезно их делать лучше... просто живи молча и смотри.