Художница - Осень рисует картину.
Сюжет пусть не нов, колорит непростой –
Здесь: жёлтый и красный, малиново-винный,
Сурьмяный, багровый, краплак, золотой…
Художница - Осень мешает в палитре
И краски, и страсть угасающих дней,
И шорох батиста, и ласковость ситца –
Попробуй, художник, угнаться за ней!
Но этого мало! Пейзаж оживает
В ветрах дуновений и в каплях дождя –
Всё так нестабильно, всё тает, сгорает,
Родится, и вновь отцветает, шутя…
Играет НОКТЮРН композиторша - Осень,
В нём гордым мажором звучит си-бемоль…
Но вдруг фа-диез так минором привносит
Кристальной слезой пережитого боль…
И вот в кульминации – вихри крещендо!
А текстом – и ямб, и хорей, и спондей…
Легко, дерзновенно, светло, вдохновенно…
Не пробуй, поэт, не угнаться за ней!
Мадам Золотая Осень
В прозрачный янтарный день
Лукаво меня попросит
Забыть тишину и лень.
Тропинку найдя посуше,
В лесной забредя уют,
Послушай, - мне скажет, - послушай
Как флейты во мне поют,
Как ветер летит долиной,
По балкам ручьём журчит,
Как клин в небесах журавлиный
НОКТЮРНОМ Шопена звучит.
Мадам Золотая Осень
От птичьих устав увертюр,
Сыграет на струнах сосен
Прощальный лесной ноктюрн.. .
В. Костенко.
Музыка Шопена тихо и нежно звучала в небольшой, погруженной в вечерние сумерки, комнате. Грустная, сомнамбулическая мелодия шопеновского НОКТЮРНА, печально замирала в сонной синеве томного вечера и таяла в сгущающем воздухе, чтобы потом, в тишине и полумраке, певуче возродиться из ниоткуда, завораживая своей волшебной мелодией, унося на своей вечерней волне нежнейших звуков в неведомо-прекрасные дали грёз, неуловимых, как обволакивающее дыхание тихих ночей, как прощальные сумерки умирающей осени.
Эти плавно-медленные, еле слышные звуки, будто шелест листвы или сонное дыхание старого дома, пропитали своим ароматом всё вокруг, - стены, вещи, воздух и даже неспешные движения самих обитателей этого уютного маленького уголка, хрупко отгороженного от огромного и жестокого мира тонкими стенами бетона и прозрачными стеклами стылых окон.
За темными окнами комнаты сиротливо высились стройные, тонкие березки, тревожно покачиваясь в сгущающемся сумраке надвигающейся ночи. Они сиротливо дрожали своими длинными плакучими ветвями, будто моля кого-то о сочувствии ...И оттого, что они были такими тоненькими и высокими, они казались еще более хрупкими и беззащитными в своем холодном одиночестве.. . И было до щемящей боли жаль их, как бывает до слёз жалко всех бездомных живых существ, брошенных на произвол судьбы…
Я подошла к роялю, села…
Открыла крышку не спеша…
И развернулась, и запела
Моя застывшая душа.
Легли на клавиши невольно
И заиграли руки вдруг…
Наверное, роялю больно
Молчать, в груди сжимая звук.
И, может быть, когда умолкнут
Дневные птицы в вышине,
Одна струна так тонко-тонко
Звенит в осенней тишине…
Я доиграла… Звуки гасли…
Вздыхал тихонько старый дом…
И медленно кружился красный
Листок кленовый за окном.
