как много потеряет этот мир?... если вас не станет?

Все Миры во мне, мы едины, ибо наше имя Бесконечность Одна!

Я Уже Мёртв. Мир Прекрасен - он никогда ничего не теряет. Все потери в уме, только в нём. Не верите - понаблюдайте.

мир просто растает как туман, без меня.

дайте мне премию Горбачёва и катитесь ко всем чертям с миром.

А не позорно ли носиться со своей личностью так долго и тщательно, даже не как курица с яйцом? И не глупость ли видеть смысл существования в памяти потомков? И ведь ни один человек не станет сомневаться, что в жизни классика был смысл, к примеру, разве не было смысла в жизни Пушкина? Гм-м… А почему, собственно, посмертная слава придает жизни индивида очевидные свойства смысла? И почему отсутствие славы, воспоминаний и так называемой доброй памяти делает жизнь человека более бессмысленной? Интересен сам феномен славы и то, как легко он перерастает в иллюзию смысла. Забавно, что мультфильм «Динозавр» заканчивается волнующей и оптимистической фразой: «И мы верим, что все это было не напрасно, потому что останется навсегда в памяти будущего даже когда не будет нас самих» . И то, что в результате археологических изысканий мы оказываемся странным образом осведомленными о существовании мастодонтов, делает само существование мастодонтов ненапрасным и исполненным какого-то смысла. Хотя совершенно очевидно, что оно было бессмысленным. Есть что-то детское, если не клиническое, в желании усилить ценность своей жизни до степени щемящего надрыва, когда вечно неудовлетворенное чувство твоей жалости К СЕБЕ перерастает во всеобщее чувство жалости К ТЕБЕ. Кажется, именно в этом и состоит работа так называемого таланта. Каждый день в России случается около шестидесяти тысяч смертей, но отчего-то одни смерти оказываются смертельнее других, например, когда умирает Людмила Гурченко. Создается впечатление, что кроме нее никто в этот день не умер, и даже не только в этот день, но и несколько недель после того. Мы люди дюжинные, простые, мы любим себя неразделенно, так что мало кто любит нас еще. Но вот люди непростые, которых дюжинами не считают, они любят себя заслуженно и разделено, и вместе с ними их любят тысячи, и миллионы, и видят в такой общей любви величайшее признание, высший смысл, оправдание, сродни оправданию на Страшном Суде. У этих людей берут интервью и спрашивают, как они относятся к Сильвио Берлускони и трудно ли им быть Аллой Пугачевой? Всё чаще мне кажется, что Александр Башлачев построил свою жизнь и творчество так, чтобы добиться одной единственной цели: очаровать наибольшее число людей, и на высшей точке любви к себе отобрать себя у всех, оставив горькое, щемящее и острое чувство потери. После чего называть его можно и метеором духа, и самовлюбленной свиньей с одинаковыми основаниями. Еще можно устроить из своей молодости собственные похороны, пророчествуя свою скорую погибель и, пользуясь моментом, организовать о себе скорбь заживо, а когда эта скорбь будет достаточно обширна, поставить точку в жизни и открыть существование в памяти потомков в виде скорбной славы. Виктор Цой снискал себе большую посмертную славу, нежели Майк Науменко. Он умер трагичнее, и жил тоже. Ему приписывают открытие великой тайны. Из-за чего он и был убит высшими силами. Оказывается, именно В. Цой установил, что между землей и небом – война. Вместе с тем смерть талантливого изобретателя, например, М. Калашникова, не вызовет ощущения с мясом вырванного куска человечества. Вообще в смерти старика есть что-то правильное, а в его долгожительстве даже уже и что-то пошлое. Оказывается, степень скорби о человеке вовсе не пропорциональна полезности его профессиональной деятельности, хотя на первый взгляд, только и только в полезности профессиональной деятельности можно найти хоть какой-то смысл человеческого бытия. Оказывается, что смысл человека определяется не тем, кем он стал, а тем, кем он был, а был он, родившись на свет, на весь объем головы сплошным маразмом и столь же сплошной жалостью к себе. И мир, состоящий на 99 частей из жалеющих себя маразматиков, считает величайшей ценностью жизнь какого-то одного избранного жалеющего себя маразматика, сумевшего доказать, что именно его жалкий маразм самый жалкий. Мир эстрады, весь этот светский бомонд одержим сексуальной истерией, за перипетиями которой с волнением следит сексуально неуклюжая часть.
+ коммент

Да ничего не потеряет.

а мне уж буит фиолетово о чужих потерях, когда меня не станет