И даже если осколку не дорога его жизнь в качестве осколка, он не знает - что он может сделать для того, чтобы снова стать вазой.
Возможно, осколок должен вообще перестать делать что-либо. И тогда он и станет вазой.
Любое деяние, делание осколка – это не что иное, как разбивание вазы. И даже если осколок при этом хочет как лучше, то получается как всегда.
По сути, осколков у вазы не много, а всего один. Есть один осколок, а все прочие – копии, «копья», "дети", «братья и сёстры» этого одного единственного. Есть система кривых зеркал, как в калейдоскопе, которая из одного осколка делает красивый красочный симметричный узор. И когда этот один осколок меняется, то меняется весь узор. Осколок стремится к лучшему, но при этом хочет остаться осколком. И поэтому лучше не становится.
Иначе говоря, наша ваза спит и в страшном сне видит себя осколком в обществе осколков, которые как две капли воды похожи друг на друга. Похожи хотя бы тем, что почему-то тоже хотят оставаться осколками. И их право на бытие осколком свято, священно и охраняется законом, заветом, традицией, порядком, о-бычаем. Ну, что-то типа священной коровы.
И чтобы вазе перестать быть осколком, ей необходимо и достаточно всего лишь проснуться. Но сон, хотя и страшный, но жутко интересный. А вазе, по сути, спешить некуда.
